Актера театра и кино, народного артиста России Владимира Симонова нашей публике представлять не нужно. Эстоноземельцы, конечно, помнят его игру в спектаклях режиссера Римаса Туминаса — «Дядя Ваня» по Чехову, «Ветер Шумит в тополях» по пьесе французского драматурга Жеральда Сиблейраса, «Евгений Онегин» по Пушкину, которые в рамках фестиваля «Золотая Маска в Эстонии» московский Театр имени Вахтангова привозил в Таллинн.

На театральной сцене этот актер всегда играет сильные классические роли, но его знают и любят и телезрители. Например, по таким фильмам, как «Криминальный талант», «Граница. Таежный роман», «Московские окна», «Виола Тараканова», «Дети Арбата», «Ермоловы», «Охотники за бриллиантами», «Дело гастронома №1», «Куприн. Яма»… На счету Симонова – около ста киноролей.

После окончания театрального училища имени Щукина Владимир Симонов был принят на службу в Театр Вахтангова, позже перешел во МХАТ по приглашению его тогдашнего художественного руководителя – Олега Ефремова, но вернулся в труппу Вахтанговского театра через несколько лет, там играет до сих пор.

На днях актер отметил день рождения, а нашему изданию накануне удалось задать ему несколько вопросов.

- Обращаю. Только дело в том, что я делаю после обращения. Ведь можно так обратить внимание, что аж стать другим человеком – измениться сверху донизу…

- Ну, конечно. Или ты просто обратил на это внимание – сделал определенные выводы, понял, что все это, в общем-то, смешно. Потому что мы даже сами про себя до конца не знаем, кто мы и зачем мы. А тут еще кто-то что-то сказал… Просто надо достаточно мудро к этому относиться. Сегодня я так сделал, завтра – по-другому. Это же — стечение обстоятельств...

- Добавляет и очень сильно. Это правда! Причем не важно, веришь ты в эти слова или нет. Но, тем не менее, эти слова влияют. И они нужны, тем более актеру. Ты этот отклик публики чувствуешь даже на поклонах. Иногда публика раз, и на тебя вспыхнула. Значит, ты совсем что-то радостное ей донес. Вернее, ты же всегда это несешь, но, может быть, сегодня в зале оказалось больше тех, которые поняли это.

- Наверное… Но ведь обычно таких вещей – очень резких – не делают. Во всяком случае, видимо, мне везло. Последние несколько лет то, чем я занимаюсь в театре, то, что я делаю с Римасом Туминасом (с 2007 года он является художественным руководителем Театра Вахтангова. – Н.К.) находит положительный отклик, более или менее, но положительный. Хотя в то время, когда я вернулся в Театр Вахтангова из МХАТа, помню пару критических статей, в которых упомянули и меня, они были не совсем справедливыми — с перепутанными фамилиями. Но эмоционально это бьет очень сильно – когда тебя поругали, а, тем более, в газете. Нужны моральные силы, и даже более нужна мудрость, чтобы понять – это же полная ерунда. Человеку вообще свойственно ошибаться, это – его главное свойство, через которое он и идет вперед. А критика порой делает так – всему конец. Но это же — абсурд!

- До его прихода в наш театр я не знал Римаса лично, но знал его спектакль «Ревизор» - очень сложную постановку. Я понимал, что он очень талантливый человек, оригинально-талантливый. А когда мы начали работать вместе в театре, Римас стал ставить спектакль «Троил и Крессида» по Шекспиру, дал мне в нем одну из главных ролей – Пандара. Вот через эту работу я по-настоящему познакомился с Туминасом и понял, что он величина фантастического интереса. Очень интересен его угол зрения на жизнь, то, как он рассказывает о ней через пьесы. Римас – очень высокий человек, одухотворенный. Он истинный художник.

- Нет-нет! Дело не в этом. Начался-то его приход в театр с неприятной для меня вещи – он закрыл спектакль «Мелкий бес», в котором я был занят. Мы с Римасом посидели, поговорили – почти как Станиславский с Немировичем-Данченко (улыбается). Он сказал, что мне как актеру лучше отказаться от этой роли, от этого спектакля, чем делать так, как оно есть. Я ему поверил. Не знаю, почему. Поверил и все. И с тех пор мы потихонечку – с большим или меньшим успехом – идем вперед.

- А это так сложилось, можно сказать, исторически (улыбается). Еще в детстве я для себя решил, что актер – это тот человек, который выходит на сцену в какой-то роли и после спектакля, без грима, зрители его не узнают. И эта мысль меня грела. И до сих пор мне это нравится. Вот этим актер и добивается своей цели, а не тем, когда в разных ролях его видит зритель и говорит: «А-а-а. Я его знаю, опять такой-то…» Думаю, вот это понижает уровень актерской профессии.

- Да. Ужасно!

- Борюсь, по мере возможности. Но, по-моему, все отвечают на это одинаково: «Потому что мы – актеры» Ведь одно дело — искусство, но существует и другая половина жизни, не менее важная: жена, дети, родственники, дом, быт, здоровье. На все это нужны деньги…

- Думаю, это даже не то что не страшно, а именно через это мы и понимаем наш мир, проходя через какие-то разные каналы – я здесь иду так, а тут иначе. И что-то я понимаю потому, что мне есть с чем сравнить. Это все нормально, это всегда так было — мне кажется, с минуты сотворения мира.

- В фильме «Повесть непогашенной луны» я играл профессора Лозовского, который на операционном столе зарезал Фрунзе. А Фрунзе играл Володя Стеклов. И когда, по сценарию, я делал ему операцию, рядом со мной стояли четыре профессора Боткинской больницы, они на киноплощадке были консультантами и играли в эпизодах. До съемки сцены врачи мне все объяснили: что делать руками, как правильно держать инструменты. А когда нам дали команду: «Камера! Мотор! Начали!» Я как актер делал «операцию» легко, а они — люди, на счету которых было множество спасенных жизней, сильно разволновались, у них буквально тряслись руки, потому что их снимали в кино.

- Да, могу подсказать – а не нужно ли заняться голосом, чуть-чуть размять, или пластику немножко подправить. Но я себя ловлю на мысли, что сыну я говорю немного, а другим молодым актерам могу говорить гораздо больше. Может быть, у Василия меньше недостатков, чем у остальных…

- Те, кто ушли, конечно, выигрывают перед нынешними актерами — все знают их достоинства, благодаря которым они и остались гениями навсегда. Но, думаю, это — извечная тема. Ведь до тех гениев — лет сто назад — были свои гении. И наверняка, когда кто-то из них уходил, так же говорили: «Вот он был, творил, такого явления больше никогда не будет...» Когда я прихожу в свое Щукинское училище, всегда слышу: «Вот наш курс — это был курс, а потом — уже не то...» Но и сегодня вдруг взлетает фамилия какого-нибудь актера — лет тридцати, он талантлив, прекрасно играет, чувствует свою профессию. А потом, возможно, и он станет таким же 90-летним мэтром, и уже про него будут говорить: «Вот он ушел, и такого больше никогда не будет...» И правильно будут говорить, потому что это — стимул для молодых, чтобы стать лучше, достойнее.

- Если чувствуют, что могут, что это дело их, значит, надо добиваться своей цели.

- Так вот же телевизор, рядом – в двух метрах от тебя в квартире стоит. Да и лететь до любого города часа два-три. В мире, в общем-то, все рядом.

В роли профессора Серебрякова  в спектакле «Дядя Ваня»	Пандар, «Троил и Крессида»	В спектакле «Евгений Онегин»

Владимир Симонов, Владимир Вдовиченков и  Максим Суханов в постановке «Ветер шумит в тополях»