- Первая картина для детей, где я участвовал, была эстонская «Арабелла - дочь пирата» Пеэтера Симма. Довольно удачный фильм. Роль у меня была эпизодическая, и мне нужно было с коротким метражом как-то себя показать. И вот сидел я в гримёрной и корчил рожи - искал. А рядом Лембит Петерсон - главный герой - сидел. Помню, сделал я одну рожу, и он засмеялся. Спрашиваю: «Это хорошо?». Он: «Очень смешно». Я начал вспоминать - а что я сделал? Так, так, этак… Он говорит - вот так! Самое страшное, что на следующий съёмочный день я забыл - какая гримаса была. Подошёл к Лембиту: «Смотри, вот эта или эта?». Он говорит: «Вот эта»…

Что касается Тиля Уленшпигеля, то там не было чувства, что мы для детей играем. Хотя это молодёжная картина, о молодом человеке, который борется за свободу своей страны. Мне был повод потом на банкетах говорить: выпьем за героический и малочисленный эстонский народ. «Ты же гёза там играл». - «Ну, это я перевожу…». Все смеялись. Но это фильм, благодаря которому я стал более известным в Союзе.

- После премьеры - да, начались всякие приглашения. Кроме того, эта картина была в своё время самой дорогой в Советском Союзе. Дороже, чем «Война и мир». Инфляция её стоимость подняла. 

- Леонов был мне как отец. На съёмках он меня взял под опеку. И с Ульяновым было интересно. Если бы я был для него просто коллега - наверное, отношение было бы другим. А так как мы играли вместе, это сближает. Кроме того, он по фильму отец Тиля, там тема «пепла Клааса» и всё такое. В общем, они поняли, что я не очень опытный актёр, и старались своим реноме - знаменитости, авторитеты - меня не «давить».

Прошли годы, и я попал в картину «Мэри Поппинс». Первый съёмочный день там - об этом мало кто знает - был с Мэри Поппинс-Анастасией Вертинской…

- Нет, Вертинская была. У меня с ней пробы были, мы снимались целый день. На следующий день прихожу - мне говорят: «съёмка отменяется, тут проблемы, иди в гостиницу, подожди». Потом выяснилось - поменяли главную героиню. И появилась Андрейченко, с которой мы и снимались до конца, и дружили. А Вертинская мне казалась вообще самой лучшей актрисой Советского Союза в то время. Но - они с режиссёром Квинихидзе поссорились.

А Табакова, который тоже играл в этой ленте, я поначалу не узнал. Он появился на съёмочной площадке - это было во дворе «Мосфильма» - в гриме (актёр играл воспитательницу-фурию мисс Эндрю. - прим. авт.). Я подумал: баба какая-то. Я курил, а она давай мне свои «прелести» показывать - задницей крутить и всё такое. «Что за дура?..» 

- Да. Платье, губы намазаны… А он-то меня узнал. Очень смешно было. Он вообще такой обаятельный, кокетливый, жеманный. Сейчас я слушаю его интервью иногда, он там фигню несёт… старческий патриот. А тогда он был диссидентом, который с эстонцем очень любил говорить про свободу и тому подобное. 

В этом фильме и музыка гениальная. Я ещё и благодаря ей стал популярным, потому что эти песни пошли в рестораны. Придёшь кушать, музыканты тебя увидят и сразу: «Тридцать три коровы…». Они же не знали, что я не сам пел. 

Ну вот, а потом попал я на картину «В поисках капитана Гранта». Очень тяжело попал, потому что была ужасная конкуренция, я был один из тридцати или сорока претендентов…

- Самый главный «оппонент» у меня был Юрий Яковлев.

- Они думали - или сделать его старым, или сделать сверстником других героев? Спорили-спорили. Я, наверное, месяц ждал. 

- Сначала я не знал. А когда съездил на пробы несколько раз, то подумал: чёрт возьми, сколько можно! У меня уже интерес появился - надо попасть! Меня туда утвердила вообще-то Тамара Акулова (исполнительница роли леди Гленарван. - прим.авт.). У меня с ней были пробы, и она всю съёмку хихикала. Я ей что-то говорил, она: хи-хи. Потом встаёт и говорит: «Ну, у нас теперь Паганель есть!». А Говорухин (копируя говорухинский бас): «А у тебя кто спрашивает?». Она отвечает: «А надо спрашивать». «Ну, посмотрим, тут ещё у нас…» Вот так я и попал туда. И уже в конце фильма был полурусским актёром. Говорухин даже хотел, чтобы я сам озвучил себя. Но он мне так надоел, что я думал: ещё месяц с ним не хочу, хватит. 

- Не-ет! Ну, два года вместе. Я, кстати, был его любимец на этих съёмках, мы с ним в карты играли. Он не тиран, он такой… (изображает нечто вальяжное. - прим.авт.).

- Да, да, да! Он всегда любил пиджаки, трубки и интервью давать. В общем, когда картина кончилась, прошли месяцы, я о нём очень часто думал, потому что… полюбил я его. Но не показывал это и не приставал. Миновали годы, и вот сейчас я у него снимался в прошлом году. 

- Вот-вот. Он приехал в Таллинн, позвонил мне и говорит (опять копируя говорухинские интонации): «Пойдём в ресторан, поговорим». - «А что вы тут делаете?» - «Да одна халтура у меня…» Встретились, говорит: «Ну, в фильме играть будешь?» - «А кого?» - «Кого-кого! Эстонца» (смеётся). Ну вот, я согласился и не жалею, потому что очень интересно с ним было.

Он же сейчас у Путина культурный советник и всё такое…

- В советское время мы ведь не знали ничего особенного и вообще люди про политику мало говорили. Ну, могли сказать, что министр дурак. А что ещё? А теперь, когда мы были вместе, мы говорили как взрослые мужики - как вы, как мы, как они.

- Не-ет!!! Я сейчас был в Петербурге, мне месяц назад вручили такую награду - «Балтийская звезда». И там была интеллигенция, культурные люди, которые никогда не были ортодоксами. Мы общались, и, конечно, на третьем предложении уже получается, что идут разночтения. Что ж, тогда останавливаются и эту тему больше не трогают. Опять эта война украинская и тому подобное. Больше трёх предложений держать эту тематику нельзя.

- Там главным консультантом был Юрий Сенкевич (знаменитый путешественник, ведущий «Клуба кинопутешествий» на ЦТ. - прим. авт.), и он режиссёру давал всякие природные кадры, так что я, например, в Болгарии в трёх метрах от автобусной остановки, в кустах говорю: «Иди смотри, какая птица чудная!». А дальше идёт картинка, снятая в Австралии… Да и Болгария очень разнообразная страна, мы там снимали полгода, там очень много всяких интересных мест. А в Союзе мы были в Ялте, на Ай-Петри, на Домбае, в песках под Ташкентом, в Одессе. Для нас корабль построили, мы на нём плыли по Чёрному морю, был и плот - утром нас вывели на море, берег еле виден, и на этом плоту мы сидели целый день. Так что, кроме того, что это была интересная и милая работа - не из гримёрки на сцену и обратно, как в театре, съёмки были и тяжёлыми.

Говорухин - мужик спортивный, он бегал по утрам. «Вы ещё спите, а я тут спортом занимаюсь». Он как раз такой режиссёр, который лазает, прыгает и сам покажет, что и как надо сделать. «Да чего, не умеешь, что ли? Смотри…». Однажды, правда, при этом сам навернулся, мы все так ржали, а он рассердился на нас. Квинихидзе в этом смысле другой: с бабочкой, интеллигентик, похожий на балетного, у него, кстати, все жёны были балерины.

- Да-да… Мне было странно на этой «Мэри Поппинс». Сидим в перерыве, и вот исполнители детских ролей - один из которых внук и сын известных скульпторов, и Плисецкая, такая красивенькая, - рассказывают про Нью-Йорк, про Париж. (копируя детские голоса) «А ты там была?» - «Была». - «А там мороженое хорошее было». - «Где?» - «На Бродвее, помнишь, там на углу…» А я сижу и думаю: «Я в Москве-то не знаю, где что». 

На съёмках «Капитана Гранта» тоже случай с ребёнком был… Опять-таки сидели в автобусе, и кто-то выругался. Ему: «Ну, как вы так при ребёнке, держите себя в руках!». А мальчик, игравший Роберта Гранта, смеётся: «Дядя Коля, а можно я тоже скажу?» - «Чего?» - «Сколько волка ни корми, всё равно у медведя … подлиннее будет». Как заржёт. Вот так. А мы беспокоились, что при ребёнке матерятся.

Мы очень подружились на этих съёмках с Володей Гостюхиным и Колькой Ерёменко…

- Я после этих съёмок, когда попадал в Минск, всегда с ним связывался. И с Колей (Ерёменко-младший. - прим. авт.) мы встречались. Коля умер месяца через два после того, как мы с ним были на одном фестивале, вместе пиво пили. 

- Я снимался в молодёжной картине «Фехтовальщик». Там, правда, у меня небольшая роль, я играю дедушку парнишки, который фехтованием занимается. Это финско-эстонская картина, и сейчас она выдвинута на «Оскара» с финской стороны. Её сочли лучшей картиной сезона, и сейчас в Лос-Анджелесе показывают, делают рекламу. 

- Могу. И мог бы уже быть. Потому что наш фильм «Мандарины», где я снимался, был выдвинут на «Оскар», и я в прошлом году был в Лос-Анджелесе дважды. Один раз мы были номинированы и попали в конечную пятёрку на «Золотом Глобусе», так что я сидел в зале и ждал вместе с режиссёром и продюсером - получим мы или нет. Не получили. Получила русская картина «Левиафан». А потом мы вернулись в Таллинн, и вдруг нас выдвинули в конечную номинацию на «Оскара», и мы поехали опять в Лос-Анджелес. Так что я был на вручении «Оскара», слушал концерт, кушал всякие оскаровские штучки там, посетил банкет - это называлось «Бал губернатора».

Академики, которые смотрели нашу картину «Мандарины», в этом году должны посмотреть «Фехтовальщика», и может, они скажут: «Ох, этот же старик, я его где-то видел…» (смеётся) 

- Я больше не снимаюсь, да и съёмки, например, в «Мандаринах», который получил больше 20-ти призов на всяких фестивалях, тоже случайными были. Однажды мне позвонили: «Сценарий будешь читать?». Принесли текст, вот так и пошло всё это. 

Так что, может быть, тот сценарий, который мне хотят предложить, где-то ещё дописывается? Я должен отдавать себе отчёт, что у меня такой возраст, который в кино, наверное, из ста фильмов используют в двух-трёх. В остальном - молодёжь танцует, трахается и выпивает. Как я в молодости. 

- Это не мой вкус, но я просто говорю, о чём делают картины, если иметь в виду всё, что в мире снимается. Когда я молодым актёром попал в первый свой фильм - это был праздник: «Меня взяли!»…

- Ну вот… Но я сейчас попал на очень удачную «струю» в театре. Я три месяца репетировал с интересным московским режиссёром Адольфом Шапиро в Молодёжном театре (Таллиннский городской театр. - прим. авт.), там я играю главную роль в спектакле «Возвращение к отцу». А на днях у меня была премьера (в Эстонском драмтеатре. - прим. авт.). Есть такой известный французский писатель Мишель Уэльбек, а у него книга «Карта и территория». Он получил за неё Гонкуровский приз. Не удивлюсь, если Уэльбек и Нобеля возьмёт в течение десяти лет. И вот пьесу по мотивам этой книги поставил мой сын. Судя по первым рецензиям - довольно удачно. Я там играю отца главного героя. Так что мне этой работы хватает. 

- Да. От всяких сериалов… Но я бы не сказал «отказываюсь каждый день», потому что мне не так часто предлагают. Когда ты в театре, тогда у тебя постоянная работа, а я играю много. Вот на следующей неделе у меня семь спектаклей. 

- Да, я в Эстонском драматическом театре работаю.

- Всё-таки, наверное, работаю. Потому что у меня, кроме театра, ещё есть дом, дети, внуки, сад. Не знаю, сколько ещё дано мне пахать, но сейчас, я бы сказал, довольно интересное время.

- Когда я получал «Балтийскую звезду», там сказали, что из Эстонии эту награду до меня получили в течение 15-ти лет трое - Арво Пярт, Эри Клас и директор театра «Эстония» (Айвар Мяэ. - прим. авт.). Эта «Балтийская звезда» даётся прибалтийским, польским и русским ленинградским деятелям культуры. Её получали Ольбрыхский, Будрайтис, Сокуров, Вайда, Занусси. Вот такие громкие имена. Получая эту награду, давая интервью по этому поводу, я, конечно, ощущал себя если не послом, как вы сказали, то «атташе культуры». Но я не дипломатический и политический «посол», тут я «в отставку пошёл».

- В принципе, не буду на эти темы разговаривать…

- Я не могу беседовать на эти темы, потому что тональность разговора с российскими коллегами - она так изменилась, что зачем делать больно себе и другим? 

- Все три - пропаганда. Культура может спасти индивидуума, человека. Если человек в беде и он прочитает, например, Чехова или увидит спектакль по Чехову - вот это его может спасти. Этот человек может другого человека спасти. А что, разве Гёте помог немецкому народу не напасть на Европу? Разве Шевченко помог донецкому народу?.. Так что это всё красивые слова. Это мы можем с вами думать и говорить, у нас память и компетенция совсем другие, мы люди культуры. А придёт какой-нибудь генерал и скажет: «А ну-ка, автомат в руки и иди стреляй, бля!..» Что делать? Не пойдёшь - тебя застрелят. Так что мир всё-таки создан довольно опасным.

- Мне кажется, через какие-то промежутки времени наступает успокоение. И тогда появляется Гитлер. Потом опять - успокоение. И опять Гитлер. Гитлер - это такое природное явление. Он сам появляется. Он может быть, скажем, Гитлеридзе, или Гитлер-заде, или, чёрт его знает… Гитлер-Пу. И самое странное - что люди рот откроют и слушают. 

- Да, да… Вы заметили, наверное, что всякие террористы - они же стреляют из очень хорошего оружия. А кто его сделал-то? Все эти цивилизованные демократические общества, которые продают это оружие. Весь мир вооружён. Чёртов террорист сто лет назад мог подбежать и одного человека убить, а сейчас он может войти в театральный зал и - тра-та-та-тах… А что я могу с одиннадцатью классами образования на это сказать? Надо дома сидеть, своей жизнью заниматься.

- Я думаю, что точнее в образе зеркала театр сейчас, потому что кино уже всё сделало. В кино уже очень мало интересного. В кино начали выпендриваться (в разговоре употреблено словцо покрепче. - прим. авт.). Я в прошлом году ни одного хорошего фильма не видел. И в литературе тоже не очень много хорошего пишут. Так что мир, чёрт его знает, на каком-то таком месте, что лучше убивает, чем создаёт. 

- Дай Бог, чтобы я ошибся. Я, конечно, ожидаю… но я полуоптимист.

- Как сказал один финский олимпийский чемпион: это всё - «фифти-сиксти» (соотношение 50/60. - прим. авт.). Вот и по-моему, хорошего и плохого сейчас в мире «фифти-сиксти».

- А вот это уже не надо уточнять.