- До армии - театральная студия при Пермском ТЮЗе, где получил специальность актёра. Ушёл в армию, вернулся, поработал в театрах, в том числе в Московском областном драматическом. Вовремя понял, что плохих актёров и без меня хватает. К тому времени я уже писал, писал, писал. А что такое журналистика - тот же театр, в принципе. Жизненная ситуация может нести в себе такую драматургию, что Шекспир фиг придумает. Тогда я решил совместить журналистику с театром и поступил на факультет театроведения ГИТИСа, каковой и окончил. Так что по одному образованию я актёр, по другому - театровед. А поскольку жизнь - драматургия, то и журналистика - то же театроведение.

- Больше сорока лет. Родители переехали сюда в 1966-м, я первый раз приехал в 68-м. После дембеля прибыл сюда и поступил работать режиссёром эстонского отделения бюро пропаганды киноискусства. Потом работал в русской редакции Эстонского радио, в Эстонском телеграфном агентстве. Уезжал в Россию, где печатался в газетах Сибири. Но в 79-м вернулся в Эстонию - родителям уже требовалась моя помощь. Поработал год в газете «Ленинское знамя» (нынешний «Пыхьяранник». - прим. авт.). а в 1980-м стал собкором Эстонского телеграфного агентства по Северо-Востоку.

- В журналистике вообще-то никогда не работалось легко. В советское время было принято «дуть в одну дуду». Сегодня каждый имеет право на своё мнение. Пресса стала интереснее, потому что в ней есть разнообразие взглядов. Конфуцию приписывают фразу «не дай вам Бог жить в эпоху перемен». Наоборот! Дай нам Бог всем - я имею в виду коллег по цеху - жить в такую эпоху. Наша профессия - журналист - по-эстонски интересно называется: «ajakirjanik». В буквальном переводе - «писатель времени», «описывающий время». Вот в этом и суть!

Когда начинают «катить бочку» на того или иного журналиста за его взгляды - я это не приемлю. Я могу сам эти взгляды не разделять, но считаю, что коллега имеет право изложить своё мнение, а читатель - принять это мнение или нет.

Впрочем, каждое время имеет и свои достоинства, и маразмы. Сегодня, например, время всеобщей паранойи, причём по обе стороны границы.

- Факт - само собой. Но ты изложил факт, и ты имеешь право дать ему свою оценку. А объективен ты или субъективен - будет решать читатель, а не какой-нибудь партийный орган, как в советское время. Хотя сегодня предпринимаются точно такие же попытки сделать журналистов «служителями партии». Только партий стало до фига. Журналист, конечно, может быть приверженцем какой-то из них, это тоже его право. Но самое главное в нашей работе другое - защитить интересы человека. А это бывает ох как непросто. Недаром же говорится «легче заботиться о человечестве в целом, чем об одном конкретном человеке».

- Свобода - вообще понятие относительное, она кончается там, где начинается ущемление свободы другого лица. Что же касается профессии… Ну вот, висит на этой выставке копия старого редакционного приказа о нормах выработки для корреспондентов. А надо мной нет никаких норм, никаких обязательств перед кем-либо конкретно, перед какой-либо партией или редакцией. Я пишу о чём хочу. Не нравится - не буду писать. Независимость - это и право не печататься там, где ты не хочешь. По мне, например, пусть приверженцы «голубой любви» тр…ся куда хотят, но если мой материал будет стоять рядом с новостями о гей-параде - мне это неприятно. Или неужели я стану в антисемитскую газету свои материалы продавать?.. А был бы я в штате какой-то редакции - мне сказали бы: пиши материал, куда поставим - туда и поставим.

- Звёздный городок. Начинается пресс-конференция Алексея Архиповича Леонова. Уборщица, только что помывшая коридор, зычным голосом орёт: «Люди входят в эту дверь, корреспонденты - в ту!»… Сколько уж лет минуло с той поры. А на днях слышу по второму каналу российского телевидения: «На таком-то мероприятии журналистов было больше, чем людей». История в своём маразме, как видно, имеет свойство повторяться.

Самое запомнившееся… Израиль. Там на День независимости звучит сирена памяти по тем, кто погиб во всех войнах. Водители останавливаются, люди из машин выходят. И дети в песочницах, малыши четырёх-пяти лет, тоже встают и молча склоняют головы. Малышей никто не заставляет, они делают это сами. Трогательно…

Вообще, если тебя что-то трогает, тогда и пишется легко, и читатель будет сопереживать. Это, кстати, очень похоже на театральное творчество. 

В Чернобыле людей было жалко, очень жалко…

А вот что меня бесит - то, что образование сегодня опущено до уровня плинтуса, и не только в Эстонии. Мой любимый прикол: прийти к старшеклассникам и спросить у них, кто такие царь Дадон и царь Гвидон. Всякие бывали ответы; отличник из Ярвеской гимназии, участник олимпиады, например, невозмутимо сообщил, что они «этих царей ещё по истории не проходили». Когда я в России открываю рот на эту тему, мне говорят: «Чего возмущаешься? Зайди в нашу школу - тебе ещё лохматее ответят». Не верил. Но вот однажды сделал заметку о том, что в силламяэской библиотеке за бюджетные деньги приобрели в фонд книгу Геббельса, и послал в Россию. Не печатают. Будучи в Питере, прихожу в ЛенТАСС, интересуюсь. Меня взяли за руку и отвели на местный книжный развал: «Смотри, «Майн кампф» лежит. Так что кого ты тут этим удивить хотел?».

В наше время надо жить или с юмором, или с психиатром. Я предпочитаю первое. Хотя есть вещи, над которыми смеяться категорически запрещено - особенно если это касается мучений и гибели людей.

- В советское время было очень просто. Если ты печатал критический материал, его отправляли на принятие мер вплоть до сектора печати Центрального Комитета Компартии Эстонии. Оттуда спускали директиву, то есть вставляли кому надо «клизму», и вопрос решался. 

Сейчас никто на такие вещи не обязан реагировать. Единственное, чем чиновника можно «убить», - сатирой. Посмеяться над ним, показать, в конце концов, что он идиот, глядишь, у людей и возникнет мысль: а зачем мы за него голосовали?

Конечно, были люди, которым я помогал. Но сейчас я об этом говорить точно не стану. Живут - и слава Богу, пусть живут. Разве что можно вспомнить заслуживший премию «Золотое перо» материал по жалобам о том, что в Питере на Балтийском вокзале милиция обирает пассажиров автобусов. Несколько уголовных дел там возбудили…

- И какой эффект от этого был? Менты на Балтийском вокзале перестали вымогать деньги… И переместились на Московский.

- А вы уверены, что тут развитие есть? Просто у меня с властями города разное понимание этого термина. Развитие города - это не просто яркие фонари, красивая плитка, обновление внешнего облика. Это - прежде всего внутреннее развитие его жителей, его детей, и тут перекос в образовании во всех школах в точные дисциплины до добра не доведёт.

Сегодня вообще смещение приоритетов видишь сплошь и рядом. Я не истина в последней инстанции, но для меня намного важнее, как будут образованы дети, чем сколько никому не нужных танков будет стоять на границе. Все эти понты: одни поехали сниматься на фоне России с американским флагом, другие машут шашками на фоне нарвской крепости - это, что ли, главное?

Развитие и города, и региона будет тогда, когда на главнейшие направления будут выделяться средства. Центристы в политических целях раскричались - мы добьёмся, что деньги, которые предприятия платят за загрязнение окружающей среды, будут, хотя бы в размере 20-ти миллионов, возвращаться в регион. Теперь, оказывается, этих денег нет. Как Медведев сказал: «Денег нет, но вы держитесь». Вот и тут держатся. А недавно фонд предпринимательства выделил Ида-Вирумаа 12 миллионов на развитие туризма. Да сколько уже этот туризм развивать-то можно?! Ну, развиваете. А где рабочие места? Открыли в позапрошлом году технопарк в Йыхви. Приезжал министр Михал: «Здесь будут тысячи рабочих мест…»

- Чистое поле. Лучше бы его вспахали да горох посадили.

В древней Греции были философы-софисты, которые говорили: человек - мера всех вещей. Где мы тут такое видим? Вот когда человек, как в древней Греции, будет мерой всей вещей, тогда и можно будет говорить о развитии.

- Экзистенциалисты, Жан-Поль Сартр утверждали, что человек по-настоящему бывает сам собой только в пограничной ситуации, в момент перехода от жизни к смерти. А так: стоит за продуктами в магазине - он очередь, сидит у кабинета врача - он пациент, вот сейчас мы разговариваем - мы собеседники и т.д. То есть разные роли. 

Чем опасна эта философия? Допустим, просит один человек другого: «Дорогой, сходи за хлебом… Котик мой, сбегай за хлебушком… Птенчик мой, слетай за хлебцем…» А в ответ слышит: «Да пошла ты к чёрту! Я сегодня рыбка, и у меня нет ни ножек, ни крылышек, и никуда я не пойду!». То есть я сегодня не в той роли - и «забить» на всё! 

- Да! А у журналиста «его день» должен быть всегда. Читатель не виноват, что ты заболел, что у тебя ангина или температура, читатель имеет право знать о важном событии, которое произошло. Нет машины - возьми такси, нет самолёта - иди пешком. Так можно сдохнуть раньше времени, как некоторые говорят? Нет, Там написано, сколько тебе отведено, а если не будешь ничего делать - сдохнешь раньше.

- Да вы что! Я не имею права учить. Учить работать не жалея себя - это ж преступление… Как-то, давненько уже, приехал я в Таллинн в редакцию одной республиканской газеты. В сквере перед редакцией лежит мужик, над ним реаниматор склонился. Я фотоаппарат достаю, снимаю, вхожу в редакцию и говорю - мол, чего сидите, вам работу, можно сказать, домой привезли? Нет! Оказывается, с 10.30 до 11.00 у них по расписанию кофейная пауза. Представляете, как я там рот открыл? Издатель прибежал, узнал, в чём дело, и говорит: «Ну, что делать, так их учили в Тартуском университете».

- Ребята, какие мемуары? Посадят.

- Нет. Во-первых, я о смерти не думаю. А если думаю, то меня интересует только, кто за гробом пойдёт. А вообще, в своём завещании я написал, чтобы на моей могиле поставили банкомат. Тогда хоть кто-то приходить будет (смеётся).