- Когда я ещё учился в старших классах в Кохтла-Ярве, то у меня была мечта стать либо журналистом спортивным, либо журналистом-международником, - вспоминает собеседник свои первые шаги в профессии. - В первом случае мне нравилось, что ты занимаешься любимым делом (спорт я до сих пор люблю), бесплатно смотришь любые соревнования с лучшего места, потом пишешь об этом да ещё и гонорар получаешь. Ну а быть журналистом-международником - это, как я тогда думал, ездить по свету, много чего видеть и, естественно, при этом неплохо зарабатывать.

Будучи старшеклассником, я сотрудничал с кохтла-ярвеской газетой «Ленинское знамя». Писал материалы о спорте. И горжусь, что уже в середине 60-х старался делать это не в духе «гол забил Петров, пропустил Сидоров», а вставлял в заметки какие-то интересные вещи, которые предшествовали матчу, какую-то подноготную команд. 

По окончании школы собрался поступать в Ленинградский государственный университет на факультет журналистики. Мне все: «Да ты что, с ума сошёл?! Ты никогда в жизни туда не поступишь, ты из простой рабочей семьи, блата нет!..» В результате уговорили меня попытать счастья в Псковском педагогическом институте, куда я, к счастью, не прошёл по конкурсу. Вернулся домой и отправился в «Ленинское знамя». Редактор Эрих Шмидер взял меня на ставку фотокорреспондента - 70 рублей, как сейчас помню. Правда, я не снимал, а писал - в основном о спорте и культуре. И на следующий год решил, что никаких предостережений уже слушать не стану и поеду в Ленинградский университет.

- Плюхин мне помнится. Вот имя запамятовал…

- Николай Петрович, да. Это был мой наставник. И Эрих Шмидер. Вот две фамилии, которые я хорошо запомнил. Я пришёл зелёным юнцом, и мне всё было интересно в газетном процессе. Конечно, технология была совсем другой - тогда набирали и отливали строчки из свинца на линотипах. Самое страшное - если ты вдруг в последний момент захочешь что-то в таком тексте поправить. Это сейчас на компьютере всё можно за секунду изменить.

- У меня это случилось на первом курсе Ленинградского университета. Я приехал из Кохтла-Ярве, из рабочей семьи, а на журфаке в основном собрались ленинградцы, люди из богатых и интеллектуальных семей. И когда мы начинали писать наши первые материалы, я, хоть вроде уже и пришёл с газетным стажем, почувствовал, что являюсь отнюдь не первой звездой. И даже не второй. Но я сказал себе, что ничуть не хуже тех, кто родился «с томом Брокгауза в руках»… Сейчас наш курс встречается раз в год, и с гордостью могу сказать, что из всех однокурсников самую большую журналистскую карьеру сделал я. 

- Вопрос очень интересный. Я частенько задаю его себе, потому что сейчас я заместитель главного редактора газеты «Гудок». В этой газете, куда я пришёл в 2005 году, я вначале попытался чего-то писать. Съездил на одну конференцию в Прагу и попытался сложные проблемы изложить человеческим языком. Потом читаю готовую публикацию: «В Праге состоялась конференция железнодорожников, выступил с блестящей речью президент РЖД Якунин, обсуждали вопросы развития железнодорожного транспорта, конференция прошла с успехом». Так меня отредактировали. Я возмущаюсь - как вы могли? «А у нас такой стиль». 

Когда я работал в «Литературной газете», там употребить одно и то же слово два-три раза на небольшом отрезке текста считалось дурным тоном. В советской журналистике вообще литературное начало очень ценилось. А сейчас всем это по фигу. «Он сказал, что…» - и пошло воспроизведение сказанного.

Ещё меня убивает безответственное отношение к тому, о чём пишешь. Когда я работал руководителем пресс-службы «Росвооружения» и порой по понятным причинам не мог дать журналистам никакой информации, то говорил коллегам: ты уж лучше ничего не пиши, только не ври и не придумывай. Кстати, я и сам однажды в «Литературке» провёл эксперимент: показал, как можно, не имея никакой информации, написать целую газетную полосу. Позвонил в одно место, там меня переадресовали в другое, в другом отфутболили в третье… Я всё это описал в деталях, подвёл под рубрику «Расследование ЛГ», в итоге получился текст, в котором материала по сути проблемы ноль, а места занято много. Читалось как детектив.

Интересно, что старый «Гудок» - это ведь Юрий Олеша, Ильф и Петров, Паустовский, Сергей Смирнов. Но! Когда я читал заметки Ильфа и Петрова в «Гудке» 20-х годов, то понимал, что с такими примитивными текстами их бы выгнали с первого курса журфака. Это, конечно, не помешало им потом стать великими писателями. Но сейчас наша журналистика, как мне кажется, возвращается к тому самому примитиву. 

- До сих пор помню песню «Кохтла-Ярве - город светлых далей». Было одно исследование экологов, которые сказали про Кохтла-Ярве: это экологически-мёртвая зона, жить здесь нельзя. При этом вся моя здешняя родня меньше чем до 80-ти лет не доживала. То есть, видимо, эта химия, наоборот, на пользу идёт людям (смеётся). 

Меня жена иногда ругает, что цели я себе ставлю высокие, а нравится мне всё маленькое. Наверное, это оттуда, из детства? У нас на Кява был финский домик. Там куча людей жила и собиралась, было тесно, но так уютно. Вот чего мне сейчас не хватает - той клановости, которая у нас была в семье, в роду Запеваловых-Соргус-Васиных. 

В Германии, где я проработал почти 16 лет, я потому и чувствовал себя как дома, что я из Эстонии родом, а у немцев и эстонцев много общего. 

- В Москве меня некоторые упрекали, что я «продал ГДР». Теперь уж можно сказать, что я был «в высоких слоях атмосферы». Когда политические каналы иногда нельзя было использовать напрямую, то для передачи информации политикам задействовались журналисты. И я активно участвовал в работе каналов «Горбачёв - Коль» и «Ельцин - Коль». 

- Помогал объединять Германию. Например, был такой политик Франц-Йозеф Штраус (деятель 50-80-х годов, лидер одной из ведущих партий ХСС. - прим.авт.). Считался у нас в стране реакционером и «реваншистом из Баварии». Но однажды Горбачёву - я входил в его журналистскую команду - объяснили, что со Штраусом лучше бы дружить. И вот 23 декабря вдруг приходит депеша из Москвы, где говорится, что надо ехать и приглашать Штрауса в Москву - 25-го утром его ждёт Горбачёв. Я приезжаю с этой новостью в Мюнхен, советники Штрауса смотрят на меня как на рухнувшего с дуба: Рождество же, какая поездка в Москву?! Приходим к Штраусу. Тот глазом не моргнув говорит: «Летим». И сам сел за штурвал самолёта. Так и состоялась первая встреча Горбачёва со Штраусом, наладились отношения. Штраус возвращается, приглашает меня: «Господин Запевалов, вы теперь первый и главный гость в Баварии, в любое время все ваши пожелания здесь будут исполняться». 

- Я входил в состав группы журналистов, которая сопровождала Коля в поездке в СССР «за немецким объединением». Мы на его kanzlermaschine прилетели вначале в Москву, потом в Минеральные Воды, где этот вопрос и решился. Когда обратно летели, я был единственным русским. Выпивали за объединение, я говорю: «Господин Коль, видите, русский в вашем самолёте означает успех». Он отвечает: «Это правильно». Подзывает руководителя своей пресс-службы: «Отныне во всех моих поездках в Россию чтобы Запевалов был в самолёте». 

Бывали и другие случаи, когда властям двух стран нужно было прозондировать почву, тебе подкинут какую-то информацию - и ты идёшь к немецким политикам: «А вот есть идея…». Я не говорил, что это идея Горбачёва, но Коль или другой собеседник прекрасно понимали, что не я это придумал и не просто так озвучиваю. Так было, например, с планами немецкой республики на Волге. Германия хотела такую республику, наша страна - немецкую культурную автономию, я как бы от себя о важности последней и рассуждал. В конце концов, внешнеполитический советник Коля Хорст Тельчик говорит мне: «Да, господин Запевалов, вообще-то, культурная автономия - очень классная ваша идея». Я отвечаю: «Ну, я же умный человек» (смеётся). 

- Предполагаю, что вряд ли от такого хорошего канала связи отказываются и сейчас. 

- Знаете, кому она пришла? Берии, как ни странно. В начале 50-х годов он вынашивал эту идею - объединить Германию, но ему не дали. И знаете кто? Американцы. Им не нужна была сильная Германия. Более того, когда в конце 80-х объявили, что путь к объединению открыт, журналисты из Франции и Англии мне прямо говорили: «Чего вы, Советы, творите? Нельзя немцам давать объединяться, такого монстра создавать!». Потом я рассказал немецким коллегам - как их союзнички к объединению относились…

- В принципе, Горбачёв оказался очень наивным и многое принимал на веру. Многие обещания, которые давали ему в доверительных беседах, остались не выполнены. И самое главное обещание - что НАТО никуда расширяться ни в коем случае не будет. 

- Конечно, правда! И Коль говорил: «Да вы побойтесь Бога, нам главное объединиться, какое НАТО, ни в коем случае!». Тем более и Советского Союза не стало.

Во-вторых, немцы готовы были заплатить за это объединение огромнейшие деньги. А нас устроили минимальные цифры, которые мы и получили…

- Как писал в своих мемуарах Тельчик, допустим, сказал бы Горбачёв, что согласен на объединение Германии, но Федеративной республике это обойдётся в 50-80 миллиардов марок, - разве немцы могли бы отказать? А нам вначале выделили 300 миллионов на финансирование переобучения возвращающихся советских военных, кроме того, выразили готовность к строительству жилья для них. Потом в Кремле спохватились, что можно бы попросить побольше, и в результате немецкое правительство выделило 4,5 миллиарда марок на финансирование мер переходного периода на нужды Западной группы войск, 8,35 миллиарда на строительство жилья и ещё 200 миллионов на обучение и переквалификацию. Всего получается 13-14 миллиардов. 

- Естественно, я это слышал и видел, но самое интересное, что с этим сами немцы не соглашались. Немецкая сторона говорила, что сравнивать фашизм, гитлеризм со сталинизмом неправильно. Кто к кому вторгся с огнём и оружием? «Мы в Россию, а не Сталин к нам», - подчёркивали немцы. Ясное дело, что сталинизм никто не оправдывал и я не оправдываю, но ставить на одну доску фашизм и сталинизм считаю кощунством. 

- А большевизм-то откуда пришёл в Россию? 

- Вот и ответ.

- Когда я вернулся из-за рубежа в 96-м году, то, к сожалению, присутствовал уже при фактической гибели прежней «Литературной газеты». Меня «сосватали» пресс-секретарём в госкомпанию «Росвооружение». Но тогдашний её руководитель Григорий Рапота был человеком Примакова, и когда ельцинское окружение увидело, что Примаков вытаскивает страну из кризиса и его авторитет растёт так, что «папу» может затмить, - они убрали Примакова. А затем и всех его назначенцев, в том числе в «Росвооружении». Потом я работал заместителем генерального директора в российской торговой компании «Седьмой континент». И тут вдруг Путин решил создать «Единую Россию». Секретарём генсовета партии поставили моего хорошего товарища Валерия Богомолова, который и попросил меня стать главным политическим советником. Мы начали делать партию типа Христианско-демократического союза Германии. Всё нормально шло, мы получили на выборах 70 с лишним процентов, но кремлёвские кураторы, оставшиеся со времён Ельцина, сказали: «Это не результат!». «Единая Россия» должна была, по их мнению, получать 110-115 процентов голосов на выборах… В общем, нас потихонечку из партии убрали. И тут опять подтвердилась правота мудрости «не имей сто рублей, а имей сто друзей»: меня пригласили в газету Российских железных дорог «Гудок», в которой я уже 13 лет занимаюсь вопросами пиара и джиара (GR, выстраивание отношений компании с властными органами. - прим. авт.). 

- Хотелось бы, конечно, сказать «я тут реформу провёл»… Но не могу брать на себя такую ответственность. Главное в другом. У меня был период, когда я каждые два года менял сферу деятельности. В результате получилось, что я знаю всех в Москве. Когда я в партии работал, моя телефонная книжка пополнилась фамилиями разных министров. В сфере торговли мы спонсировали массу всяких мероприятий, отсюда знакомства с деятелями культуры. Люди на таком уровне часто дружат не душой и сердцем, а должностями, и когда ты уходишь с этого поля, то становишься как бы чужим. Но кто надо - те остались. 

- Мне кажется, тогда мы ставку делали не на правду, а на то, какой мы бы хотели видеть картину жизни. Сейчас, как бы нас ни критиковали, но мы не лжём. Где-то что-то недоговариваем, но не называем белое чёрным. Впрочем, я и в советские годы старался не врать. Помню, будучи собкором Гостелерадио сделал как-то репортаж с меховой ярмарки во Франкфурте-на-Майне. Звонит Мамедов, первый зам председателя Гостелерадио: «Чего вы прислали?!». А я в репортаже написал, что такие вот шубы может купить себе каждый живущий на Западе, просто цены разные, кто-то приобретёт супер, кто-то - попроще. Мамедов: «Как вы это себе представляете?». Я отвечаю, что правду написал. «Кому нужна ваша правда?»…

А сейчас, мне кажется, мы «бьёмся головой о стену». Вот, например, эта история в Солсбери. На фиг она России нужна была, если Путину в тот момент предстояли выборы, а Скрипаль давно был отпущен?! А нужно это было Западу, чтобы «нагнать волну». Особенно этим американским холуям англичанам. Обделались, показали, что бред, тогда двух каких-то наркоманов нашли, и сказали - конечно, виноват Путин. Как говорится, неизвестно, то ли ты шубу украл, то ли у тебя, но как-нибудь потом выкрутимся. Они сейчас боятся, что Трамп наплюет на них всех и начнёт какое-то сближение с Путиным на экономической основе.

- Цензор, во-первых, сидел в голове у каждого. Ты прекрасно понимал, чего нельзя. Но доходило до абсурда. Горбачёв выступил с очередной «мирной инициативой», и мы в «Литературке» должны были показать, как на это реагируют деятели культуры. И вот я приезжаю к Давиду Кугультинову, известному калмыцкому поэту (Герой соцтруда, между прочим, родившийся в селе, которое в Калмыкии основали эстонцы. - прим. авт.). Встреча наша началась с того, что он мне и себе налил по стакану коньяка. «Иначе интервью не будет». Потом велел вместе с ним эту бутылку допить. И, в конце концов, разрешил мне написать от его имени всё, что хочу. Вспомнил, что недавно был на Северном флоте… Обрадованный, что у меня есть эта яркая деталь, сотворил я «отклик писателя». Вдруг меня вызывают к цензору…

- Главлит. Но мы называли «цензор». И он меня обвиняет, что я чуть не выдал военную и государственную тайну. Какую?! Оказывается, в тексте с Кугультиновым написано: «когда я стоял на борту советского авианосца…». «У нас нет авианосцев, - говорит. - Напишите «на борту большого военного корабля». Я попытался возразить, что это будет скучно, а вот авианосец вызывает гордость за страну. «Не х… тут гордость разводить, убирай!» - отвечает (смеётся).

«Литературке» позволялось в советские годы чуть больше свободы, чем другим изданиям, это была такая отдушина. Напишут какую-нибудь острую статью, резонанс идёт, секретарь ЦК КПСС Суслов вызывает к себе Чаковского, нашего главреда (также известный советский писатель, автор романа «Блокада». - прим. авт.). Чаковский надевает свой парадный пиджак со звездой Героя и полным «иконостасом» орденов. Суслов ему: «Александр Борисович, ну что вы опять там понаписали, какую-то антисоветскую ересь?». Чаковский в ответ: «О да, перед вами сидит типичный антисоветчик». И поправляет свой пиджак. Суслов сразу сбавляет тон: «Ну ладно, не будем… Вы там как-нибудь поосторожнее, не так резко». Чаковский: «Я только этим и занимаюсь».

- Конечно. Нужно, например, было показать, как народ Германии протестует против американских военных баз. Приезжаю с оператором. Протестующих человек пять. Говорю оператору: «Юра, демонстрация должна быть массовой». - «Да нет проблем!». И он этих пятерых в таких ракурсах наснимал, что, когда начали монтировать, я говорю - слушай, а народу-то сколько получилось… С другой стороны, говоря в комментарии «народ Германии протестует против баз», я ведь в принципе не врал.

- Это больше связано уже с «Литературной газетой». И с моими выступлениями на немецком телевидении. Я регулярно выступал там в ток-шоу, где играл роль «Майкла Бома» (американский журналист-завсегдатай нынешних российских телевизионных политических ток-шоу. - прим.авт.). Было такое шоу на немецком канале ARD «Internazionale Frühschoppen», вёл его Вернер Хёффер, бывший геббельсовский пропагандист и, естественно, большой «друг» Советского Союза. Там собирались пять иностранных корреспондентов - американец, немец, англичанин, француз и я. И тема обычно была такова - показать, какие русские злыдни. 

- Да-а. У них, конечно, не доходило до такого абсурда, как у нас сейчас происходит на телевидении, когда оппонентам иногда слова-то не дают сказать. Там мне всё-таки давали высказаться. Частично. Когда шёл сложный вопрос и Хёффер видел, что я не «плыву», а начинаю говорить дело, он останавливал: «Ну, господин Запевалов, это всё понятно, а вот с другой стороны?..». Я там научился интересной тактике. Мне: «Это белое». Я: «Ничего подобного, в жизни чисто белого, как и чисто чёрного, нет, а есть нюансы». Язык был подвешен хорошо, немецкий беглый, поэтому мало, что я там гонорар хороший зарабатывал, так и народ признавал: «Ну ты дал им!». Правда, посольству иногда не нравилось, что я «их там не уделал», потому что «задавить надо было». Я возражал: вот ты сходи туда сам, сядь против шестерых и попробуй «задави». Но в целом вроде что-то получалось.

- В смысле «пятой колонны»?

- На Западе не учитывают, что Россия - демократическая страна. Страна, где царят демократические настроения. Я понимаю, что есть коррупция, есть другие проблемы, но это давнее зло. Вспомните классика: «Как там в России?» - «Воруют». В Китае тоже воруют, и расстреливают за это, а всё равно крадут. 

Зато сейчас любой человек может говорить что угодно. Естественно, если ты работаешь в администрации президента и называешь Путина таким-сяким, тогда уходи из администрации. Но все эти Навальные, Гудковы и прочие могут молоть что хотят. Это же касается и театров, и литературы. Конечно, должны быть какие-то границы. Когда в Большом театре показ балета «Нуреев» решили сопроводить его голым портретом вот с таким членом… Большой - это ведь своего рода святыня театрального искусства в России. Два-три человека этому радуются, но основная масса протестует. Не хочу я смотреть такое. Я не циник, не лицемер какой-то. 

Фрондой это не назовёшь - что происходит внутри страны. Если бы эти люди действительно были настолько правы, а не просто стремились попасть к кормушке (а народ это понимает), то они бы на выборах не получали такие низкие проценты. Иное дело, что для меня феномен, как все в стране критикуют «Единую Россию», а на выборах - идут за неё голосовать. Объясняют: хочется порядка и не хочется никаких революций, поэтому голосуем за стабильность. И стагнацию, может быть, в какой-то степени. 

- Недавно встретились мы с одним человеком, с которым лет тридцать не виделись, и он говорит: «Валь, а помнишь ту свою статью?..» Ну, был грешок молодости. Прославиться хотел, как, наверное, и каждый журналист. 

- Сегодня мне этого не надо, я уже сделал себе журналистское имя.

- Была тема, предложили написать. Мне показалось любопытным. Вот сейчас, например, почему все журналисты написали, что в Солсбери Россия отравила Скрипаля? У них совести хватило это написать?

- Не думаю. Это и до меня вовсю применялось. А та статья всё же не на пустом месте была придумана. Я потом и в Германии почитывал материалы на эту тему. Каких только гадостей американцы не разрабатывали в своих лабораториях. 

- Я согласен. Иное дело, что в России понятие «демократия» дискредитировано. Всякие там Чубайсы и Гайдары его дискредитировали, и оно стало бранным. Но лучшей политической системы, чем демократия, я считаю, нет. 

- Журналисты немецкие приезжали из СССР и хотели написать правду, скажем, в газете «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг». Им говорили: «Никому ваша правда о России не нужна. Пишите о грязи, которую вы там видели». Я спрашивал у коллеги, почему он не отразил и хорошее, что видел в нашей стране. «Никто это не напечатает». Тоже демократия. Сейчас в Германии пара случаев была, когда журналисты пытались начать выступать в пользу присоединения Крыма к России, - им быстро закрыли рот. Один политолог, фамилию называть не буду, начал говорить: Крым - это Россия так же, как Калининград-Кёнигсберг был и есть Германия, но сейчас он временно у России. Его вызвали куда надо и объяснили. Тоже демократия.

При этом Германия - это идеальная демократическая система, на мой взгляд.

- Германию ждёт светлое будущее, потому что это - страна, где закон главенствует и нарушить его - большое преступление. Конечно, они немножко забурлили, когда Меркель сказала: примем столько беженцев, сколько приедет. За один год туда приехал миллион. Слава Богу, воспротивились этому мои друзья из Христианско-социального союза Баварии; в частности, бывший земельный премьер-министр, один из наследников Штрауса, Хорст Зеехофер стал министром внутренних дел Германии и заявил: я их не пущу. На этой почве у них скандал с Меркель возник. 

Немцы сейчас процветают экономически. Это страна, где ты берёшь кредит под 0,5 процента. При этом у них есть и своего рода коррупция. Но у нас в России коррупция, к сожалению, стала системой, а там это - отдельные случаи. 

- С Юрой Выборновым мы вместе уезжали в командировку - он в Италию, я в Германию. Там уже работал Эдуард Мнацаканов, он руководил бюро, а я был корреспондентом, и Мнацаканов сразу поделил «сферы влияния». Эдуард был страшно ревнив, если кто-то, а не он, делал телесюжет. В результате меня к телевидению он не подпускал, только когда он уезжал в отпуск, я работал для ТВ, а в основном был радиокорреспондентом. Но у нас с ним были очень хорошие отношения. 

Очень талантливые журналисты, настоящие золотые перья были в «Литературке»: Юрий Щекочихин, Аркадий Ваксберг, Анатолий Рубинов - на самом деле он был Абрам Залманович... Когда я в «ЛГ» пришёл, там процентов 90 были евреи. И когда мне нужно было стать своим, я сказал: «Я из Эстонии, и мою маму зовут Сенне-Хелеэне Альфреди тютар Соргус, фамилия такая эстонская». На что мне ответили: «Валя, мы все здесь эстонцы…».

- Это правда. Кто мне больше всего запомнился - мой друг Юлиан Семёнов. Он искал Янтарную комнату, и я его возил по Германии. Помню, Леонид Митрофанович Замятин, бывший заведующий отделом международной информации ЦК КПСС, приезжает ко мне, я его встречаю во Франкфурте, он интересуется: «Как тут Семёнов?». Я отвечаю: «Ищет Янтарную комнату». Замятин: «Не дай Бог найдёт. Наша страна финансово это не выдержит» (смеётся).

- Это была монополия Юлиана Семёнова. А я общался с Вилли Брандтом, Герхардом Шрёдером, Гюнтером Грассом, Генрихом Бёллем, Мартином Вальзером, Хансом Магнусом Энцесбергером…

- Знаете, не трудно. Маститые - они достаточно просты в общении. Никто из себя не строил «мажора». У них не было звёздности, но от них шла аура интеллекта и таланта, аура порядочности. Некоторых наших писателей ты хвали, какой он великий, а этим ничего такого не надо. 

Естественно, я готовился к этим встречам, читал их главные произведения. Известному кинорежиссёру Виму Вендерсу я стал рассказывать свои впечатления от его фильма «Небо над Берлином». Он удивился: «Вы, что, видели мой фильм?». «Видел, - говорю, - и ещё один видел, за который вы «Пальмовую ветвь» в Каннах получили». Он головой покачал: «А то ко мне приходят такие журналисты, которые вообще понятия не имеют, кто я, а начинают задавать вопросы». Это опять к тому, что есть старая журналистская школа и есть новая…

- Вот тоже человек без малейшей звёздности. Я входил в его пул и даже ездил в Осло, когда ему международную премию мира присвоили. У нас там компания собралась: Саша Бовин, Юра Сенкевич, Владислав Старков из «АиФ», Киселёв - который сейчас «российский геббельс», и Таня Миткова. 

А более плотно я стал с Горбачёвым общаться, когда он уже был не у дел. Он стал приезжать на всякие лекции, выступления, мы там с ним регулярно встречались и очень по-простому общались. Вот про Ельцина сразу можно было сказать - это начальник! А Михаил Сергеевич - он как Ленин, этакий дядюшка с добрым прищуром глаз... Но натворил-наворотил. Прежде чем начинать стройку, надо в голове какой-то план иметь. А у Горбачёва в голове был сумбур. Ему хотелось осчастливить мир, он понимал, что «надо что-то сделать». Как - не понимал. Это его беда и трагедия. Сейчас его в России не очень любят, но, мне кажется, со временем всё-таки оценят. Когда страна придёт в полный порядок, тогда добрым словом вспомнят. 

- Я ленивый человек. Каждый раз, когда я прошу визу, мне в посольстве Эстонии говорят: когда вы возьмёте гражданство? Я имею полное право его получить. Но вот получил шенгенскую визу на пять лет и опять вопрос с гражданством отложил. Однако у меня это в планах. Надеюсь, родина меня примет. Я всегда говорю, что у меня две маленькие родины и одна большая. Маленькие - это Эстония и Германия. Большая - это Россия, потому что я всё-таки русский человек и большую часть времени жил в России. Но я безумно люблю Эстонию. Приезжая сюда, отдыхаю душой и телом. В Москве нас раз-два и обчёлся, а здесь, пусть и не Запеваловы, но сплошная родня. Здесь я родился и вырос. Маму везли из этого дома в больницу в Муствеэ, но я поторопился и по пути, в одном из домов деревни Рая, в 1948 году появился на свет. 

- Скорее второе. Если ты пожил в таком мегаполисе, как Москва, тут тебе при долгом проживании станет скучновато. Раньше у нас был дом в Кохтла-Ярве, теперь у нас там ничего нет. А что я буду зимой в Причудье делать? Я, правда, иногда, когда рассержусь, говорю жене: «Всё, все меня достали, поехали со мной жить в Эстонию! Будем ловить рыбу на Чудском, я куплю самую дорогую «тарелку», буду смотреть футбол по телевизору и читать все книги, которые до сих пор не прочитал или хочу перечитать». Жена возражает: дети здесь, и как это мы из большого города уедем.

Кто знает, как жизнь сложится дальше, но (переходит на эстонский) mina oskan eesti keelt rääkida, mina olen unustanud palju, aga saan kõik aru… Я понимаю практически всё по-эстонски, но много слов в пассиве, и отвечать мне проще по-немецки. Немецкий во мне сидит насмерть!.. У меня сын гражданство эстонское принял, внук и внучка - тоже граждане Эстонии. А их маме, жене моего сына, гражданства не дали. Знаете почему? Сын женился чуть раньше, чем появился новый закон о гражданстве. Это несколько странно, так как похоже на разъединение семьи.

- В основном царит недоумение по поводу совершенно необоснованных страхов в отношении России или намерений России по отношению к Эстонии. У России есть всё: территории выше крыши, полезных ископаемых, всего… Зачем России нужна Эстония?

- Глупости! Даже в самом диком сне, даже, убеждён, Жириновскому в голову не приходит, что надо захватить Эстонию. 

- Нет, ну если зададут провокационный вопрос - он ответит: надо брать. Мало ли что он скажет! Я на тысячу процентов уверен, что никто в России никаких плохих намерений в отношении Эстонии не вынашивает. Меня поражает другое. Был период какой-то попытки наказать русский язык: учить его не будем, разговаривать не будем, он не нужен. По такой логике немецкий должен быть вообще запрещён в мире. Но это прекрасный язык, и никакого отношения к зарождению фашизма он не имеет. 

Я считаю, чем теснее будут экономические отношения Эстонии с Россией, тем больше от этого выиграет Эстония. Вспоминаю себя пацаном: отсюда, из Причудья, лук, огурцы, картошка шли в Ленинград. Кому было от этого плохо? Здесь люди имели достаток, Ленинград - продукты. Уже в новом веке разрушили и эстонский транспортный коридор, сократили транзит. Эстонский бюджет потерял очень многое. Надо, наоборот, налаживать эти связи, деньги зарабатывать, а не друг друга бояться. Мне больно, когда я вижу, как сокращаются деловые связи между Россией и Эстонией. Никакая Европа эти связи не заменит. 

- Какие-нибудь наши олигархи - и те нашли бы здесь занятие. Но самые большие возможности открываются для малого и среднего бизнеса! У меня в Кивиыли есть друг Анатолий Багмет, с которым мы дружим с тех пор, как вместе пошли в первый класс в Кохтла-Ярве. Он дальнобойщик, постоянно что-то возит из Эстонии в Россию и говорит, что мог бы возить ещё больше. Вот для такого бизнеса я вижу массу возможностей и хочу, чтобы прежде всего выиграла моя дорогая Эстония. Россия без Эстонии проживёт, тут надо быть честным. А Эстония, сотрудничая с Россией, только выиграет. 

- Первое: благодаря папе и маме, которые родили меня и дали мне возможность получить хорошее образование. Второе: хоть мы все и атеисты, но, видимо, Господь Бог ведёт меня и заботится обо мне. И третье: наверное, я сам что-то сделал для этого. Если человек плывёт по течению или ждёт, когда ему что-то с неба упадёт, он желаемого не добьётся. Одну из своих книжек я надписал для знакомого так: «В жизни надо ставить, казалось бы, недостижимые цели… и достигать их». Вот так и у меня.