- Участниками акционерного общества в момент создания в 1998 году были «Силмет Групп», который в то время являлся владельцем незадолго до этого приватизированного силламяэского завода, и эстонское государство через министерство окружающей среды. Пропорция участия была, соответственно, 65 и 35 процентов. 

- Статус остался таким, как и был. Причём министр окружающей среды на недавнем годовом собрании акционеров «Экосила» напомнил, что наше предприятие сегодня - единственное, где государство как участник не имеет контрольного пакета, а пребывает в меньшинстве. Но пока желания менять эту ситуацию со стороны обоих партнёров нет. 

- Это значит, что двух членов нашего совета выдвигает министерство. Что мы регулярно встречаемся с людьми из министерства, департамента окружающей среды и агентства по окружающей среде, обмениваемся информацией, узнаём о последних трендах в развитии законодательства, слышим мнение государства, в какую нам сторону двигаться. Например, недавно мы узнали, что уточняется законодательство по мониторингу радона, и министерство и другие ведомства были бы заинтересованы в том, чтобы мы усовершенствовали свои возможности вести такие наблюдения. То есть мы считаем государственное участие полезным. Наш опыт показывает, что нас соответствующим образом и воспринимают, когда у нас есть такое участие.

- Для Силламяэ экологические темы в публичном пространстве актуальны уже почти три десятилетия. Когда-то главным фактором нагрузки на город считалась радиация. А сегодня какое вещество или фактор является самым главным элементом промышленной нагрузки на Силламяэ? 

- Для начала несколько слов о том, каковы сейчас вообще тренды по загрязняющим веществам. По инициативе Евросоюза готовится программа уменьшения загрязняющих веществ, выбрасываемых в атмосферный воздух. Приоритетными среди них считаются сернистый ангидрид, окислы азота, мелкая пыль, аммиак, летучие углеводороды. Как вы думаете, откуда эти вещества берутся? Я был удивлён, когда прочитал, что индустрия, производство различных изделий на заводах по Эстонии дают лишь мизерную долю таких выбросов: максимум 3 процента мелкой пыли и 3 процента летучих углеводородов. 

- По пыли, включая мелкую - энергетика. По другим веществам - транспорт, жильё, строительство. Все эти отрасли рассматриваются в данном контексте отдельно от производства. Например, летучие углеводороды в основном связаны с красками. Не только с их производством, но и с тем, что когда строят, то много красят. Насколько всё-таки на выбросы влияет быт! 

Один из проблемных вопросов - аммиак. Его выбросы хотят снизить в Эстонии до 2030 года по сравнению с 2005-м только на один процент, но даже это не получается, поскольку последние годы показывают рост. И причина очень проста - это сельское хозяйство, скот на фермах, продукты его жизнедеятельности. Если эта отрасль идёт вверх - аммиака не может стать меньше. 

- По словам инспекции окружающей среды, самый ведущий фактор - это сероводород, но думаю, он идёт не столько от силламяэской промзоны, сколько с фабрик, где имеют дело со сланцевым маслом. Силламяэская станция мониторинга атмосферного воздуха из веществ, которые являются приоритетными, чаще всего показывает высокие уровни мелкой пыли. По ней бывают и превышения установленных норм, обычно суточные. Но чаще всего у таких скачков есть простые локальные причины: сухая погода и интенсивное движение рядом с измерительным оборудованием. Когда в Силламяэ строили новую развязку на шоссе, грузовики ездили мимо станции мониторинга на расстоянии 40-50 метров, и там такая пыль стояла, что я даже саму станцию не видел. Я бы сказал, что подобные факторы искажают реальную картину. 

- По аммиаку нам не удалось зафиксировать с помощью станции такой уровень, который бы чувствовался человеческим носом. Показатели аммиака колеблются, бывает, что и в тысячу раз - от уровня 0,1 до уровня 100 единиц. Это удивительно и вызывает интерес. Но даже и такие условно-высокие уровни не достигают порога человеческой чувствительности, не говоря уж об уровне опасности, который ещё примерно в тысячу раз выше. 

- Сероводород - хитрая вещь. Мы знаем, что в чистом виде он пахнет как тухлые яйца, но в том-то и дело, что в чистом виде это вещество выбрасывается редко, а вот «в коктейле» с чем-то ещё - да. И если кому-то кажется «чем-то пахнет с производства» и этот «букет» разложить на составляющие, то там часто встретится и сероводород.

- Это тоже «букет». Из-за того, что здесь переваливается сланцевое масло, мы изначально поставили на силламяэской станции мониторинга модули по замеру алифатических и ароматических углеводородов. Но почти никогда ничего не видели, и тогда ведомства обязали порт добавить ещё модуль по замеру сероводорода. Год назад мы его добавили. И  показания пошли. Учитывая, что они бывают при разных направлениях ветра, я думаю, что в них отражается частично и сланцевое масло, но я ещё не фиксировал по сероводороду в Силламяэ тех уровней, которые ощущались бы носом. 

- Радиоактивная часть сырья сейчас собирается, кальцинируется и хранится здесь же, на территории силламяэской промзоны. «Силмет» ищет возможности эти остатки перерабатывать либо передать кому-то в качестве вторичного сырья или, в конце концов, отходов. Там ведь есть помимо активных компонентов и много интересных металлов. 

Надо понимать, что в данном случае мы имеем дело не с продуктом обогащения, а с природными изотопами. Их уровни активности низкие, но время полураспада очень-очень длительное. Они и через сто лет останутся такими же, как сегодня. Поэтому распространённая мировая практика для таких отходов - их безопасно рассеивают обратно в природу. Это делается в Америке, в Австралии. 

- Такой свалки в Эстонии нет. Говоря чисто теоретически, их, например, можно рассеять в сланцевой золе до такой концентрации, что суммарный материал будет далеко не активным. Золы всё-таки так много, а этого материала - мало.

 

- Если кто-то говорит о достижении предела, то я ожидал бы увидеть методику таких расчётов. 

- Я думаю, что если взять максимальные разрешения на выбросы всех предприятий, суммировать их, учитывать, что они постоянно идут в город, тогда по каким-то элементам и можно достичь таких выводов, что всё, предел. Но это же неправильно. Потому что, во-первых, реальные выбросы многих веществ у предприятий в несколько или даже в десятки раз ниже, чем разрешённые, в которых, может быть, ещё и заложен резерв «на всякий случай». Во-вторых, влияние производств не концентрируется в некоем закрытом пространстве, под «колпаком», надо помнить о розе ветров. То есть каждый раз, когда мы видим интересные значения со станции мониторинга, надо смотреть, куда дул ветер - от города или на город.

Превалирующие ветра в Силламяэ относят эти вещества от города. В основном всё, что здесь выбрасывается, уходит в сторону моря. Бывает и по-другому, но, по данным нашей станции мониторинга, ни одно из этих веществ даже не приближается к пограничным значениям. Например, если Евросоюзом выдвинут среднегодовой целевой уровень аммиака в воздухе в 8 микрограммов на кубометр, то данные станции за шесть месяцев, с августа прошлого года до начала нынешнего, показывают: получается меньше 2-х. 

Впрочем, я не сторонник упрощения. Это довольно сложные вещи, и в этом регионе всё-таки лишь две станции мониторинга воздуха - силламяэская и синимяэская. Выводы о том, что мы достигли предела или, наоборот, не достигли, - это «чёрно-белый» подход. Научно так говорить неправильно. Может, бывают дни, когда достигаем, но в основной массе времени даже близко не подходим. 

- Сам я оценки не провожу, но каждая новая ОВОС и так должна учитывать все существующие предприятия. Если эксперт оценивает условный терминал А, то он должен учитывать и «Силмет», и ТЭЦ, и другие предприятия, которые по разрешениям выбрасывают те же вещества, что и терминал А. Если предприятий прибавляется, то у каждого нового эксперта работы больше. Однако у нас и много экспертиз стоят неиспользованными: некоторые предприятия работу так и не начали - нефтезавод, клинкерный завод, клинкерный терминал, газовый терминал. Их теоретические выбросы, конечно, в следующих ОВОС не учтут. 

- Если мы говорим о веществе условного терминала А, то сегодняшняя методика ОВОС такова, что учитывается, правда, теоретическая, но наихудшая возможная ситуация с его рассеиванием. В реальной жизни такие ситуации редки. А вот чего не хватает, и методика ОВОС этого не предвидит: мы не знаем, как влияет на нас взаимодействие нескольких элементов. Мы знаем, что в реальной жизни их меньше, чем показывает оценка, но даже на этих более низких уровнях мы не знаем, какое влияние может быть, если у нас есть чуть-чуть аммиака, чуть-чуть алифатных, чуть-чуть пыли… Не утверждаю, что мы могли бы при таком исследовании что-то открыть, но и этого мы не знаем, потому что такую оценку не проводили. 

- Мы ещё многого не знаем. Радиологи говорят, что и радиацию мы более-менее хорошо знаем только порядка 70-ти лет, знаем, что такое лучевая болезнь. Но за этот срок у нас не было возможности накопить информацию о том, влияет ли на человека любая, даже низкая, радиация. Срок использования таких веществ не позволяет всего понять. 

- В первую очередь, чисто юридически я не вижу такого механизма, чтобы кто-то мог давать приказы терминалам. 

- Нынешняя система всё же этого не позволяет. Даже технически. С другой стороны, за четыре года онлайн-наблюдений (станция мониторинга стоит с 2014 года) у нас не было повода давать вот в такой оперативной форме приказание или совет снизить какой-нибудь уровень. 

- Надо разделять жалобу и реальное превышение. Предельно допустимых уровней для аммиака уже нет, а есть целевое годовое значение, которое ничего не показывает с точки зрения безопасности. Превышение среднего часового норматива по мелким частицам бывает, но, во-первых, мы знаем, что эта пыль - из-за местного транспорта, что можно расценивать и как местные помехи. Во-вторых, я очень сомневаюсь, получила ли инспекция окружающей среды хоть одну жалобу из-за пыли. 

- У нас система построена таким образом, что если показатели станции приблизятся к предельным - последует оповещение тех предприятий, которые теоретически могут быть с этим связаны, согласно своим разрешениям. Но, как я сказал, мы не нашли случаев, когда можно было бы назвать виновного.

- Я бы сказал скромнее: мы участвовали в такой работе. Конечно, у всех предприятий выбросы снизились. Но это не только из-за нас. Каким образом? Всё строже становятся разные экологические нормы. Наша задача - оповещать предприятия о новых требованиях, а иногда и подсказывать возможные пути их выполнения, а также контролировать состояние атмосферы и рабочей среды.

 

- Ну, это вы говорите о работе в размерах маленькой оценки влияния на окружающую среду. У нас пока такого заказа не было. 

Отдельно взятое предприятие может выпускать такие ежегодники на базе данных своего мониторинга, который оно проводило в течение года. Нам это сложнее, потому что вы ведь имеете в виду данные не по одному, а по ряду предприятий, работающих в порту. Тогда  возникает вопрос - а чей это экологический отчёт? Если по всему порту - ну что ж, это мыслимо, это можно делать, но сбор этих данных, какой-то их анализ - это…

- Да.

- До сих пор это делалось по определённым запросам. Например, я выступал перед комиссией по развитию горсобрания. Мы готовы этим заниматься, если будет такой заказ. 

- У нас уже были формы для такой деятельности. Например, несколько лет назад собирались круглые столы по инициативе представителей общественности. Думаю, я с удовольствием мог бы продолжать и в такой форме. Если же пойти по пути объединения и анализа отчётов разных предприятий, то это зависит от желания порта, но мы, наверное, могли бы помочь. 

- Почему бы и нет! Но добавил бы, что «Экосил» - это всего лишь одно акционерное общество, пусть и с государственным участием. Мне кажется, что такое более широкое мероприятие могла бы собрать какая-то имеющая вес организация не из сферы бизнеса, например, местное самоуправление.

- Недавно у нас в лаборатории месяц отработали два практиканта из Италии. Я спросил у них: если бы вам предложили постоянную работу здесь - вы бы согласились? Они ответили, что, посмотрев на работу, на предприятие, на быт, они бы не отказались. Тем самым я хочу сказать, что, в принципе, сейчас границы открыты и людей найти можно. 

Всего в «Экосиле» работает от 17 до 19 человек. Число колеблется, потому что постоянно кто-то идёт в отпуск по уходу за ребёнком, а бывает что и в армию. Коллектив преимущественно женский. В течение последних десяти лет средний возраст сотрудников стал меньше. А с самого начала у нас трудятся Марина Виноградова, Любовь Полхлеб, Марина Васильева, Татьяна Брюхова и руководитель лаборатории Дина Шестакова. Ещё один ветеран Владимир Носов, когда-то возглавлявший промышленно-санитарную лабораторию, из которой «Экосил» вырос, и потом работавший техническим директором «Экосила», 2,5 года назад ушёл на пенсию.

- На нашем недавнем совете я информировал, что нынче осенью у нас ещё один юбилей - десять лет, как мы закончили проект санирования хранилища. И сегодня мы работаем уже над тем, как менять там систему мониторинга и кое-какое оборудование. Время летит, и приборы начинают требовать замены - это единственный повод для заботы. А состояние самого хранилища - такое, как и планировалось. 

 

 

Родился в 1968 году в Выру. Окончил Эстонский сельскохозяйственный университет по специальности «водное хозяйство». В Финляндии получил образование специалиста по окружающей среде, в Вулверхэмптонском университете (Англия) - специалиста по экологическому менеджменту. В 90-е годы был проектировщиком сетей водоснабжения, канализации и очистных сооружений. В Силламяэ работает 21 год, в «Экосиле» начинал как руководитель проектов. Свободно владеет английским и русским языками.