Социолог: «У нас слишком много людей, на самом деле не нашедших себя»

Мы живем даже не в постиндустриальном обществе, а в пародии на него - призывает снять розовые очки собеседник корреспондента «Инфопресс», профессор Эстонско-американской бизнес-академии, доктор философии, социолог Евгений ГОЛИКОВ.

Пространство для маневра
- Прошли выборы, в результате которых большинством голосов подтверждено доверие прежней правящей коалиции. По вашему мнению, сколь еще велико пространство для либеральной и национально-ориентированной политики в Эстонии?
- Выборы показали, что у консервативного правящего класса Эстонии пока имеется «контрольное» большинство, прежде всего среди эстонского избирателя. Дальнейшее поведение этого большинства и его отношение к этой правой политике зависят от динамики экономической ситуации в Эстонии. Она в целом неблагоприятна. Все эти разговоры «у нас экспорт вырос на рекордные проценты»… На самом деле, структура нашей экономики не сбалансирована. И Эстония - это «сборочный цех», а не самостоятельно экспортирующее продукцию государство. Доля промышленного сектора в Эстонии - 15 процентов, а в основном - банковские операции, легендарный туризм, которым все «болеют», и т.д. Это вещи вторичные.
Что же касается возможных дальнейших шагов правых партий… Идей особых, честно говоря, нет. Мы имеем правительство, которое с гордостью говорит, что оно ничем не управляет, ни во что не вмешивается и этим отличается от всяких там «плохих» социалистических правительств. В таких разговорах очень много глупости, непрофессионализма. Это просто одна из форм самооправдания. Но когда социально-экономическое положение ухудшается и при этом хочется сохраниться у власти, то ясно, что надо прибегать уже к специальным методам, с помощью которых можно активизировать электорат. Например, нажимать на «кнопку» национальной угрозы - мы это прекрасно знаем, механизм отработан. Потом, можно ведь пойти на всякого рода провокации. Исторические аналогии многочисленны, да и самому в такой ситуации испуга можно чего-то выдумать. Придумать какой-то псевдозаговор. То есть, в принципе, можно пойти по пути политических авантюр. Мне бы не хотелось думать, что наша нынешняя власть к этому внутренне готова, но это один из возможных вариантов.
Задача демократически ориентированных оппозиционных сил заключается в том, чтобы активно навязывать диалог по всем ключевым проблемам развития общества тем, кто сегодня отвечает за это развитие своим нахождением у власти.
- Проведенный вами на минувшей неделе семинар о социальных проблемах Ида-Вирумаа моментами напоминал мне образ «тусовок» русских демократов начала 20-го века. «Господа, народ страдает!» - восклицали эти «страшно далекие от народа» люди. У вас тоже идеи высказывались важные - менять постиндустриальное мышление, возвращать молодежь в Эстонию, - но как все это делать-то?
- Не берусь сказать, что точно знаю, как вернуть молодежь в Эстонию. Не очень уверен в продуктивности самой этой идеи. На некоторых фазах развития в некоторых государствах активная эмиграция молодежи, которая не находила себе применения на родине, была фактором экономического развития. Так в Турцию возвращались миллиарды, заработанные турками в Германии. Я не исключаю, что ослабление экономической структуры Эстонии может зайти столь далеко, что нам придется искать и в таких механизмах какие-то точки экономического роста.
- То есть если работаешь в Англии, изволь платить налоги в Эстонии?
- Не так прямо, не так грубо. Не будем далеко ходить за примерами. В Ида-Вирумаа во многих семьях дети живут и работают за границей, что уже снижает нагрузку на семейный бюджет. А там, глядишь, успешные дети начинают материально помогать родителям, даже перевозить их к себе поближе. Складываются такие вот формы выживания, внутрисемейной солидарности. Если этого не будет, ситуация здесь примет необратимо безнадежный характер.
В Эстонии, на сегодняшний день, интеллектуальный класс - кроме разве что Фонда развития и некоторых других отдельных индивидов - и не приступал к анализу глубинных проблем общества и поиску ответов, каким путем двигаться дальше. Вся социология свелась к опросам «Сколько людей доверяют президенту» и «Как вы голосовали бы, если бы выборы происходили в ближайшее воскресенье».   
- А что не изучается, хотя надо бы?
- Во-первых, должна быть академическая наука. У нас же разрушены очень важные звенья, причем не только в социологии. Была ведь очень приличная математика в Тартуском университете, была школа. Академик Геннадий Вайнико, очень крупный математик, уже давно живет в Финляндии. Академик Лумисте умер. А последователей нет. У нас были очень интересные экономисты. Вот из одного такого талантливого в молодости экономиста Сийма Калласа вырос крупный европейский чиновник. Но для науки он потерянная фигура. А каких-то других ученых, которые достигали бы уровня академика Бронштейна и действительно продуцировали идеи, сегодня нет. Или взять русскую филологию - простите, кого мы сегодня можем поставить в один ряд с Юрием Михайловичем Лотманом? Никого.
- Зато сыновья Лотмана в политике.
- Да уж конечно. Ценю вашу шутку... Мы видим, что и средняя школа агонизирует, и не только русская. Эстонская тоже находится в очень тяжелом интеллектуальном положении. Она на распутье, и абсолютно непонятно, куда идти.
- Неужели совсем неправы оптимисты, которые говорят: «Не все так плохо, у Эстонии есть и успехи»?
- Конечно, жизнь продолжается, но, на мой взгляд, в ней больше плохого, чем хорошего. Точнее, больше настораживающего в тенденциях. Не будем забывать, что социально-экономические процессы исключительно инерционны. Тот механизм, который был запущен в начале 90-х годов в демографии, только сегодня начинает давать плоды. Но настоящие горькие плоды еще впереди, в течение ближайших 5-10 лет.
Если говорить вообще о социологических последствиях, то это значительно более сложная вещь, к тому же не очень изученная. Например, была у нас республика, в которой значительная часть населения была инженерами, и у их детей, изучавших в школе физику и математику, было намного меньше вопросов «зачем мне это нужно», чем сейчас в семьях, где родители сплошь и рядом психологи, юристы и менеджеры. Мы замечаем также, что в обществе появилось много людей, не нашедших своего места или живущих ложными потребностями. Чаще всего агрессивно-потребительскими.
Раньше у работающих людей было отношение: «Наше предприятие известное, оно производит нужную продукцию, мы это делали вчера, делаем сегодня и будем делать завтра. И я горд, что знаю свою работу, как настоящий профессионал». Сейчас многие толком и сказать не могут, где работают. Распространенный ответ: «На фирме». У нас 80 процентов фирм, где от двух до двадцати человек, она сегодня есть, завтра нет. Я сегодня занят в кафе, завтра в компании по оказанию консалтинговых услуг… Вот это метание, эта жизнь без всякого понимания смысла того, что ты делаешь, - она опускает людей. Она снижает уровень нравственности, потому что самооценка падает.
- Вы хотите сказать, что мы живем в постиндустриальном обществе с оттенком пессимизма, психоза и мракобесия?
- Ни в коем случае. Я не считаю, что мы живем в постиндустриальном обществе. Мы живем в НЕИНДУСТРИАЛЬНОМ обществе. Современное постиндустриальное общество - таких примеров не так много. Скажем, Германия, США, Япония. Прекрасный пример - Сингапур. Это действительно общества, в которых так изменилась структура производства, что в валовом внутреннем продукте доля промышленности составляет уже не 80, а 30-40 процентов. Но эта промышленность высокотехнологична. А место производства товаров занимает производство идей и модулей, как эти товары создавать. Мы же в Эстонии занимаемся тем, что крутим отверткой для иностранных компаний. Какое это постиндустриальное общество?!
- А зачем нам что-то производить? У нас же сотни, если не тысячи людей вместо производства материальных благ пишут проекты «Как усилить дальнейшее ускорение в направлении улучшения активизации в целях укрепления мультикультурности в плане толерантности…»
- У современного действительно развитого постиндустриального общества есть свои проблемы и вызовы. Одной из очень больших угроз является виртуализация экономики. Видимо, природа сегодняшнего экономического кризиса заключается, в конечном итоге, в том, что деньги стали самостоятельно действующей силой. Сегодня многие зарабатывают, ничего не производя, с точки зрения материальных или духовных ценностей. Поскольку мы более бедные и наши банки принадлежат шведам, у нас это приобрело характер виртуальной деятельности по написанию проектов о чем угодно... На самом деле, это форма общественного самоубийства. Не гордиться этим надо, а понять, к чему это ведет. Любовь к общественному строю - еще не профессия, надо работать.

Наш терпеливый народ
- Как вы оцениваете феномен, которому в других странах иногда дивятся: чего у вас в Эстонии такой терпеливый народ? Его с утра до вечера «имеют», а он не протестует.
- Когда-то сложился очень продуктивный тандем, как они сами о себе говорили, таинственной славянской души с таинственной еврейской, - Ильф и Петров. Что из этого получилось, мы знаем… А у нас здесь судьба свела два довольно терпеливых народа - русских и эстонцев - это один фактор. Второй заключается в том, что отношения между этими народами достаточно осознанным образом еще усложняются, проще говоря, нас пугают друг другом. Этот механизм очень сплачивает людей в этнических «квартирах» и попутно позволяет ответить почти на все мировые вопросы. «Если в кране нет воды, ее выпили… известно кто». То же самое здесь. В-третьих, эстонцы живут сегодня чуть-чуть лучше. Русские могут вымереть, в буквальном смысле слова, чуть раньше, эстонцы на следующий день. И пока они очень счастливы, что они в этой очереди вторые.
Русская часть - она более задвинута, она напугана 2007 годом и знает, как больно это отзывается на разных частях тела. А эстонцы, наоборот, находятся в состоянии мобилизованности. Наконец, играет роль иллюзия, которой я в какой-то степени объяснял и феномен сталинизма. После революции и гражданской войны народу казалось: мы прогнали помещиков и капиталистов, у нас рабоче-крестьянская власть, конечно, туда пробились какие-то попутчики, враги народа, но мы их всех выявим и скрутим, а в целом-то идея правильная. Вот так же, видимо, сегодня, размышляет и среднестатистический эстонец. Он поколениями мечтал о своем государстве. «Ну, как же я сегодня буду его критиковать? Может быть, конечно, вот это конкретное правительство не самое лучшее, но это ведь мое правительство, я должен его поддержать…».
- Перед выборами опять много говорили о необходимости сплочения русского населения и выдвижения своей команды в Рийгикогу. Отдельная «русская команда» не прошла. Но под флагами разных партий прошли десять русских представителей. Может, это и есть хороший результат и не надо больше ничего специального?
- Я стоял на этой позиции фактически всю свою сознательную жизнь. Можно сказать, загубил этим свою политическую карьеру. Но я думаю, что этот путь более продуктивен. Дело заключается не в том, чтобы служить эстонцам на русском языке, как это делают братья Лотманы, а в том, чтобы действительно совместно защищать наши общие интересы и преодолевать нашу разделенность.
Не будем забывать, какую волну вызвало обретение национальной независимости, волну иллюзий, надежд и ненависти, попыток расквитаться. Мне кажется, эта волна сейчас потихонечку снижается, и вот эти десять человек - уже показатель того, что можно увеличивать свое представительство и более твердым голосом говорить о наших общих интересах.
- Предвыборный скандал вокруг Центристской партией опять заставил задуматься над вопросом - может, и впрямь эта партия не что иное, как специальный проект эстонской элиты для того, чтобы стянуть на себя русские голоса. Сейчас в рядах центристов начинает звучать возмущение, что они потеряли голоса эстонцев. На этом фоне в парламент выдвигается социал-демократическая партия. Что, теперь она будет таким же «проектом» эстонской элиты для русского электората?
- Я не верю в такую конспирологическую, причем интеллектуально очень «заточенную», версию. Не вижу таких интеллектуальных сил в Эстонии, чтобы подобные проекты создавать и успешно реализовывать. Но можно сказать, что объективно эта функция чуть-чуть присутствует, и эксплуатируется она самими центристами, скажем на Северо-Востоке. Здесь у власти давно уже находятся люди, активно размахивающие флагом центризма и при этом, зачастую, меньше всего задумывающиеся об интересах людей, которые живут в этом регионе. То есть они ведут себя так же, как любые другие партийные чиновники любой другой партии.
Мне кажется, центристы вступают в непростую для себя пору осознания истины и критического отношения к своему прежнему опыту. Мне кажется также, что центристы - настоящие центристы - объективно, по идеологии родные братья социал-демократов. Будет ли это слияние в экстазе, или сотрудничество, или сотрудничество-соперничество - не столь важно. Важно, чтобы от этого не страдало общество, а выигрывали разумные и профессионально продуманные схемы развития экономики, социальной сферы и т.д.
Сегодня, как говорят, 40 процентов центристской партии - это их вождь, это партия вождистского типа. Очень многие в рядах этой партии осознают ненормальность такого положения. Хотя Эдгар Сависаар по своим заслугам один из самых выдающихся эстонских политиков, но в этом мире ничто не вечно, и его дальнейшая попытка продлить свое пребывание на вершине грозит уже не столько ему, сколько партии.
- Роль Рийгикогу, который только что выбрали, в условиях роста европейского централизма растет, сохраняется или падает?
- Сегодня трудно на этот вопрос ответить профессионально честно. Потому что для нас, рядовых жителей Эстонии, Евросоюз пока во многом остается «виртуальной реальностью». Хотя доля инструкций из Брюсселя увеличивается и будет, видимо, расти дальше. Это серьезный вызов для национальных парламентов. Я не большой сторонник того, чтобы национальная идея всюду торжествовала, но также не в восхищении и от той формы централизма, которую мы замечаем в сегодняшнем Евросоюзе, который пока остается больше союзом сверхкрупных корпораций, чем союзом народов. Поэтому в перспективе демократии будет больше, если национальные парламенты сохранят свой голос и будут достойными представителями народов и государств в центре, чего сегодня почти нет. Иначе народ их очень быстро забудет, и, боюсь, это будет в пользу не европейской демократии, а европейской бюрократии.