Русский омбудсмен: «Надо теснее сотрудничать с латвийскими соотечественниками»

Русский омбудсмен: «Надо теснее сотрудничать с латвийскими соотечественниками»

«Не можем ничего сделать, потому что нет денег», «давайте забудем противоречия и объединимся» - эти распространенные в движении российских соотечественников Эстонии подходы ошибочны, уверен русский омбудсмен Эстонии Сергей СЕРЕДЕНКО.

Табуированная тема
- «Омбудсмен» - знакомое понятие, хотя бы потому, что канцлер права в Эстонии является и омбудсменом, и ему простые люди могут жаловаться в том числе на нарушения прав человека. Вам как «русскому омбудсмену» простой человек может пожаловаться?
- Да, может, и иногда, но крайне редко, я берусь за эти вещи. У канцлера юстиции в аппарате 10 советников, у меня ни одного. Канцлер находится на службе у государства, я по собственному решению нахожусь на службе у русской общины. Так как контракта с ней у меня нет, я вполне свободен в выборе тех, кем занимаюсь. Я давно определил для себя, что занимаюсь теми, кто занимается другими. То есть организациями и людьми, которые работают с другими людьми.
В Эстонии время от времени возникают еще какие-то, по сути, омбудсмены. Кроме канцлера, у нас есть чиновник по гендерному (половому) равноправию. Сейчас Ансип заявил, что будет еще один уполномоченный, следящий за равенством зарплат мужчин и женщин. При этом, положа руку на сердце, нельзя сказать, что гендерная проблема в Эстонии самая острая. Самая острая - национальная, но никаких шагов в этом направлении не делается. У нас тема дискриминации как таковая всегда сводится к чему угодно, кроме межэтнической дискриминации. Иными словами, эта тема просто табуирована.
- Сергей, может ли русский человек, считающий себя все-таки жертвой этнической дискриминации, реально бороться с ней в судах Эстонии и Евросоюза? Или «нас дискриминируют» всегда будет только политическим лозунгом, потому что юридических оснований говорить об этом нет?
- Начнем с того, что правовая база есть. У нас есть определение дискриминации, точнее «неравного обращения», в законодательстве, и это определение пришло к нам из двух европейских директив. Но у нас абсолютно нет навыков в судах по этому вопросу и вообще неразвит институт сутяжничества по делам о дискриминации.
Вот сейчас мое личное заявление о дискриминации по национальности и возрасту находится в производстве упомянутого советника при министерстве социальных дел. По закону, он обязан мне ответить в течение двух месяцев; не отвечает уже четвертый. Очень занят человек. Я хорошо знал предыдущего уполномоченного Маргит Сарв и как-то сказал ей, что она оказывает, наверное, самую дорогую публичную услугу в стране. У нее в среднем был один посетитель в неделю. Сомневаюсь, что при новом уполномоченном что-то поменялось... Публицист Михаил Петров когда-то удачно назвал это «хронофагией» - пожиранием времени. Вот это эстонцы умеют делать очень хорошо.
Что же касается судов европейских… Рассмотрение в любом европейском суде - это плюс еще пять лет. По нашему темпу жизни, это делает предмет спора просто неактуальным.
- Практики нет потому, что юристам запрещают, или потому, что они сами боятся заниматься делами об этнической дискриминации, или люди не подают таких заявлений?
- Во-первых, есть адвокаты. Это совершенно особенная каста. Причем самые дорогие адвокаты, собственно говоря, уже юридической работой не занимаются, а оформляют документы крупных компаний. А какой профит, извиняюсь, с дела о дискриминации? Что на нем можно заработать? Правозащитная тема сразу отпадает.
Что касается остальных юристов, то здесь с учетом требований к образованию, к праву представительства в суде, приходится каждый раз что-то выдумывать и выстраивать достаточно вымученные схемы.
- То есть - тупик?
- Если коротко, то да. Если более развернуто, то одна из главных проблем в моей деятельности - это не добиться победы, а «утилизировать» ее. Вот в 2004 году у нас была (с иронией) оглушительная победа - мы в судебном порядке заставили городскую управу Локса ответить моему клиенту на русском языке. Казалось бы, эта практика должна была стать повсеместной - в Нарве, в других местах… Нет. Это судебное решение тупо «заросло мхом».
Я обращался в городское собрание Нарвы с предложением пробить им через Государственный суд русский как язык делопроизводства. Мы встретились с тогдашним председателем горсобрания Стальнухиным, он попросил меня написать письмо, чтобы дать делу ход. Я его написал, получил благодарный ответ, как было рекомендовано, связался с начальником городской канцелярии… и вообще перестал понимать, кто там в доме хозяин. Этот человек по фамилии Ширай стал рассказывать мне, что он не видит, как это сделать. Я написал еще одно письмо и получил совершенно невменяемый ответ, что у города Нарвы уже есть дело в Госсуде, поэтому второе сейчас неактуально. Что это за подход?! У нас, что, лимит на эти заявления?
Как-то социолог Дмитрий Михайлов написал, что на Северо-Востоке сложился какой-то свой региональный патриотизм. Я с ним согласен и понял, что к вам лучше не соваться. Вы живете замечательной жизнью, у вас все хорошо (смеется).

Покушение на самоуправление
- Объединение «Русская школа Эстонии» ссылается на ваше исследование, где вы говорите, что навязывание эстонского языка русским школам неконституционно. Но кто и что должен делать дальше, чтобы выявленный в ходе исследования факт нарушения главного закона превратить в решение суда?
- Нарушены два положения конституции. Первое - это статья 37-я: «Каждый имеет право на обучение на эстонском языке». Право, а не обязанность. Право - это всегда выбор. И если конституция говорит о праве, то государство должно обеспечить этот выбор.
Второе. Что такое ходатайство перед правительством о русском языке обучения? Самая ближайшая аналогия - это ходатайство о лицензии. Но если мы возьмем законы по лицензированию - допустим, строительства, - то там четко предусмотрены сколько-то причин для отказа. Соответственно, можно говорить о законном и незаконном отказе. В случае с русским языком обучения решение принимает правительство - а на основании чего? Где перечень, когда правительство может отказать? Этого нет. То есть это чисто политическое решение.
И третий аспект, совершенно фундаментальный, - это покушение на автономию местных самоуправлений. В случае муниципальной школы муниципалитет должен принимать решение по русскому языку самостоятельно. Все остальные вопросы местной жизни самоуправления ведь решают сами. А вот этот аспект почему-то решают за них.
- Ну, хорошо, «диагноз» поставлен. А кто и как будет «лечить» ситуацию?
- Будь я врачом, я был бы волен приступить к действиям. А в данном случае я не волен. Обратиться в коллегию по конституционному надзору Госсуда может местное самоуправление. Таллинн не пошел этим путем. Они направили ходатайство в министерство и сейчас собираются оспаривать то, что им плохо ответили. Самоуправление могло бы ввести русский язык в гимназиях явочным порядком, в таком случае в суд могло было бы обращаться государство, и тогда временной фактор был бы на нашей стороне.
Кто еще может это сделать? Может Маарду, Нарва, Силламяэ, но это все - в теории.
- Сергей, вообще, по-вашему, чем вся эта история с языком преподавания в русских школах закончится?
- Короткий и правильный ответ: не знаю. Если смотреть на вещи чуть шире, то моя стратегия на сегодняшний день такова, что нам - всей русской общине - категорически надо встраиваться в латвийские инициативы, синхронизироваться с ними. Практика показывает, что латвийцы на пять-шесть лет опережают нас.
- Но там, как говорится, своя свадьба, а у нас своя. Что в результате мы-то выиграем?
- Я время от времени бываю на «соотечественных» сборищах и вижу: у нас не то что «общий знаменатель» с латвийскими соотечественниками, между нами и разницы не почувствуешь. У меня больше с Северо-Востоком Эстонии разницы... Во-первых, создать свою русскую политическую партию в Эстонии сейчас нереально. Во-вторых, сотрудничая с Латвией, мы вернем себе пять-шесть лет, которые потеряли. Наконец, там несравненно выше интеллектуальный потенциал, в том числе больше креативности в работе. Лет восемь назад я был на съезде защитников русских школ в Латвии - там уже тогда этим вопросом занимались - и, помню, испытал просто восторг, взяв в руки абсолютно копеечную шариковую ручку, на которой было написано «Пишу по-русски». Гениально!

Русский вопрос решится не здесь?
- Русская партия Эстонии слилась с социал-демократами, сейчас идут споры вокруг русской школы, вокруг интеграции, вокруг темы оккупации… Что все это значит? Русская тема в жизни Эстонии пришла в движение и если да, то куда? Или это иллюзия?
- Опять короткий ответ - не знаю. Но, в принципе, я не связываю решение русского вопроса с русскими инициативами здесь. Решить русский вопрос могут три фактора.
Первый - кризис, когда эта страна просто разъедется. Пресловутая система электронного государства, «e-riik» - она же позволяет управлять Эстонией, вообще, сидя с ноутбуком в шезлонге где-то на Багамах.
Второе - это современные российские инициативы. Они самые разные, но среди них все большее значение приобретает идея евразийского движения, Евразийского союза. Если в эту сторону качнется Евросоюз - а он может качнуться, - тогда и Эстонии придется делать какие-то вынужденные шаги в этом направлении.
- А почему ЕС может качнуться в «объятия» с Евразийским союзом?
- Я понимаю весь скепсис вашего вопроса, но это одна из возможностей. Потому что большего кризиса, чем у Европейского союза, сейчас придумать нельзя. ЕС расширялся исключительно экстенсивно, за счет новых территорий, эта модель расширения в нем заложена. И европейская бюрократия хочет жрать, а жрать она может только за счет экстенсивного расширения, никакие интенсивные проблемы они решить не способны.
И третий возможный альтернативный вариант - это создание Прибалтийской конфедерации. Потому что уже начали говорить, что ни одна из прибалтийских стран не является самодостаточной. То есть с таким населением быть «равной среди равных» не получается. Кстати, эстонские политики обожают тему «Эстония - маленькое государство». На деле же, это означает, например, перенапряжение сил в области внешней политики… В Прибалтийской конфедерации нас было бы уже шесть миллионов, это уже похоже, допустим, на население Дании. Там было бы четыре государственных языка, включая русский. Хотя пока это решение чисто умозрительное, потому что исторически у литовцев, латышей и эстонцев хватало и разногласий.
- Позвольте пару банальных вопросов. Первый: объединение русских, создание некоей единой партии или общественной организации - это необходимо или не нужно априори?
- Объединение, о котором вы говорите, возможно только на ценностной базе. Вот одна из загадок для меня: флэш-моб, который был после «бронзовой ночи». В 12 часов на двадцать минут водители снизили скорость до 20 км в час и гудели. Весь Таллинн гудел. Это произошло без всякой внешнеполитической силы, люди это сделали сами, спрогнозировать это было невозможно, и авторство идеи неизвестно. Почему это свершилось? Значит, какие-то спонтанные вещи - они возможны.
Есть такой деятель Олег Морозов, который, невзирая ни на что, годами «продает» нам идею территориальной автономии. Как-то я подумал и говорю ему: угомонись, она уже существует. Он: «Как?!» Я отвечаю: посмотри салоны личных машин. Внутри пространства автомобиля, запираемого на ключ, существует «территориальная автономия», куда вынесены несколько важных для русского человека символов, - георгиевская ленточка, российский флаг и иконка. Иными словами, классическая формула «за веру, царя и отечество». Причем я четко знаю, что если я ту же самую георгиевскую ленточку повешу на антенну, мне эту антенну сломают. А залезать внутрь машины - преступление, и государство будет охранять мою собственность. Вот я тут смелый. Хорошо ли это нас характеризует? Ну, оставим этот вопрос открытым (смеется).
- Вы считаете, что русские не могут объединиться, потому что на двух русских всегда три мнения или потому, что действительно идет хитрая игра, чтобы не допустить объединения?
- Думаю, как решающий фактор ни то, ни другое. У нас куча людей подходит к трибуне и говорит: «А давайте сделаем вот это!». При этом все прекрасно понимают, что ничего делаться не будет. И я тот человек, который встает из зала и говорит: «А давайте!». Давайте сделаем, причем я помогу - возьму на себя юридическую часть, часть организационной работы, очень большую часть медийной. И вот тут наступает момент истины. После этого люди не знают, куда сбежать.
- Все мы немножко Маниловы…
- Настоящая проблема в том, что мы здесь неестественны до крайности. Непровинциальны до жути. Есть такой великий географ Каганский, и он очень четко различает «провинцию» и «периферию». Для провинции характерно нормальное распределение человеческого материала - грубо говоря, дурачков, нормальных людей и гениев, потому что провинция естественна, она самозарожденная. Периферия же всегда связана с определенной функцией, выдергиваешь эту функцию - и все рассыпается. Пример периферийности - это завоз кадров под определенное предприятие. Нужно было химическое производство в Маарду - завозили химиков (как в кавычках, так и без). Нужны были рабочие на «Двигатель» - завозили рабочих на «Двигатель». О завозе соответствующей доли научной, художественной интеллигенции речи не было. И вот сейчас 20 лет ушло у нас на то, чтобы из периферийного состояния с трудом перейти в провинциальное. Поэтому интеллектуально мы крайне маломощны, в отличие от той же Риги.
- Возвращаюсь ко второй части своего вопроса: насколько все же правда, что нам не дают объединяться?
- Абсолютно честно уклонюсь от прямого ответа, потому что считаю сам вопрос… таким же традиционным, как наше безделье.
У меня был разговор с Максимом Ревой, который год назад перебрался в Россию. И довольно неплохо себя там чувствует. Он говорит: первое, что его поражает, - в России люди стоят на земле. Они строят планы на 10-20-25 лет вперед. А на сколько строим планы мы? Хорошо, если на неделю.
- Отвечу вам так, как ответит проэстонски настроенный человек: ну так, чемодан - вокзал - и езжайте в путинскую Россию, стройте там себе планы хоть на 50 лет вперед.
- Абсолютно верно. И может быть, на следующей неделе я и пойду на вокзал. А сейчас понимание этого мешает стратегии. Вот эта наша неукорененность здесь, подчиненность любой воле, злой ли, доброй ли, непонимание себя, краткосрочность планов… Если объединяться - это значит преследовать какие-то большие цели. А какие, на хрен, у нас цели?! «Лишь бы до получки дотянуть». Вот этот тренд - он оказывает очень большое влияние и на общественную деятельность.
Помните, у Тэффи был замечательный рассказ «Дураки», где она десять категорий дураков выделила? Мне запомнился единственный - которого узнаешь по фразе «были бы деньги». Вот эту фразу я слышу сплошь и рядом, это общая тенденция - «без денег ничего сделать нельзя». Хотя я живое опровержение. Я десять лет работаю без денег. И сделал кучу всего. Ребята, возьмите и пользуйтесь. Нет.
- Ну как это?! Вы пишете свои обзоры, исследования, даете юридическую оценку спорным ситуациям на чистом энтузиазме? Все «за бесплатно»? Не верю!
- Вставайте в очередь. Из тех, кто не верит. Я это реально делаю. А мне десять лет подряд говорят, что не верят в то, что я это реально делаю. Я уже привык к этому. Но восторга не испытываю.

Дорожить… конфликтами
- Кстати о деньгах. Когда-то вы сказали, что надо продумать вопрос о юрисдикции на тот случай, если возникнут финансовые злоупотребления в русской общине. Поясните, что вы тогда предложили.
- Идея моя состояла в создании международного третейского суда соотечественников. Поскольку я вычленил два типа конфликтов, которые даже теоретически не имеют решения. Это конфликты соотечественников между собой и конфликты соотечественников с российским МИДом.
Чтобы не брать эстонский пример, приведу крымский. Известно, что Россия выделяет часть мест в российских вузах для обучения соотечественников. У нас в Эстонии, слава Богу, эта работа ведется хорошо. А в Крыму придумали, что гораздо лучше будет, если это делать не бесплатно. То есть почему бы не брать взятки? Теперь возникает вопрос: есть факт взяток, в какую прокуратуру обращаться? В украинскую? Ответ: «А что у вас украли? Украли право на поступление в российские вузы? М-да, сложно будет разбираться…». В российскую прокуратуру? Ответ: «Ребята, вы с ума сошли! Это произошло на территории Украины». То есть вопрос, в принципе, не решается. Как, по вашему мнению, его решили в Крыму?
- Суд чести?
- Господь с вами! Написали на имя Дмитрия Анатольевича Медведева. Единственный понятный способ, да. То есть получается, что президент Российской Федерации стал третейским судьей по уголовным делам.
Другая очень распространенная идея о том, как решать споры между соотечественниками, сводится к призыву «ребята, ну неужели мы не можем объединиться!». А давайте подумаем: что является локомотивом развития? Конфликты. Чтобы это понять, не надо быть ученым.
- Или, скажем шире, противоречия.
- Хорошо, если совсем философски, то противоречия. А единственным вариантом разрешения противоречий нам предлагают… забыть противоречия. «И наконец объединиться». Ребята, ну так не бывает. Наоборот, конфликтами надо дорожить, конфликты в наше время редкость.
- Да, по-моему, они сейчас на каждом углу…
- Не путайте конфликты и разборки. Чтобы развиваться, нужен деятельный механизм разрешения конфликтов. У меня был эксперимент, когда я выступил третейским судьей между двумя деятелями русской общины Петровым и Заренковым и люди обязались подчиниться моему решению. Я предлагал вынести это и на всемирный уровень, чтобы, допустим, проблемы аргентинских соотечественников разбирали три третейских судьи - один из Эстонии, один из Казахстана, один из Болгарии. А проблемы эстонских - из Аргентины, Америки и Франции. Это дешево, и с нынешними средствами связи не надо никуда ехать. В этом смысле Русский мир - гораздо живее и разворотливее, чем российское государство.